– Ну и как же мы найдём тут Гуннара? – удивился Любор, оглядывая базарное кипение.
Гуннар Толсторукий утром ринулся на торг. Он и раньше бывал тут, но только сегодня узнал, что его держат здесь за дурака. И дал узнать об этом другим.
Толпа в центре базара расступалась, а над шатрами пролетел злобный рёв викинга. Олег и Любор ускорили шаг – такой рёв они слышали во время шторма. Гуннар тогда грозился кулаком в небо, призывая Тора, грозясь порвать ему бороду, если тот не успокоит ветер. Теперь викинг тряс бородатого сарацина, подняв его за грудки над землёй.
Несчастный араб выкатил глаза и не мог вдохнуть для крика. Гуннар вытряс из него весь воздух. Любор и Олег прошли через толпу, а с другого конца через неё пробирались ромейские стражи.
– Ты лживая свинья! – Гуннар окатывал мусульманина пеной бешенства. – Никто не смеет плутовать с Гуннаром сыном Йорна!
И когда уже сарацин готов был рассыпаться в прах, Олег хлопнул Гуннара по плечу.
– Эй, йотун[1]! Ты чего орёшь?
Гуннар злобно обернулся на Олега, но сарацина отпустил. Тот шмякнулся в песок и отполз на локтях.
– Я купил парчи у этой свиньи. За сто дирхемов тюк, – зарычал Гуннар. – А потом выяснилось, что она стоит всего десять дирхемов! Я требую своё золото назад.
– Откуда ты узнал об этом?
– Понаблюдал за его торгом.
– Это правда? – Олег подошёл к сарацину и показал ему на счёты, отмерив десять дирхемов.
Сарацин поднялся, оправил белый тюрбан и затряс бородой. Он говорил, что парча высшего сорта, что работа крайне тонка, и лучшие мастера ткали её со скоростью два пальца в месяц. Но Олег сразу понял, в чём дело. Тот, кому парчу продали в десять раз дешевле, был купцом из Византии. Он стоял тут же, разводя руками.
Олег прекрасно понимал – об этом ему когда-то говорил Рюрик, – магометане и христиане никогда не пойдут на сделку с тем, кто чтит многих богов. А если и пойдут, то за соболя выдадут собачью шкуру.
Гуннар снова потребовал вернуть деньги. В бешенстве он принялся рвать драгоценную ткань. Этого сарацин не выдержал и рухнул без чувств. В тот же миг из толпы вынырнули латные стражи.
Норманнов спровадили обратно на пристань и в наказание за шум на семь дней запретили язычникам появляться в городе.
Олег, кусая ус, быстро расхаживал по палубе. Любор наблюдал за ним, сидя у вёсел. Он знал эту особенность Олега – когда волна возбуждения накатывала на него, и зрачки железно-синих глаз сужались.