Любор был угрюм. Он никому не говорил, но в тайне хотел пристать к берегам Царьграда, чтобы повидать ту женщину… Единственную, которой он доверил бы себя сейчас. Тоской по дому стал образ Олимпиады.
И только один человек на борту с радостью глядел на удалявшиеся стены Корсуни. Блеск его глаз был виден и среди ночи, когда Луна легла на волны. Это был мальчишка Жегор. О нём успели позабыть.
А Жегор не мог забыть то, что видел – целый мир, который художник уместил в одном храме. Жегор успел побывать в городе под покровом ночи. Успел увидеть то, чего ждал всю жизнь.
*
**
– Мертвецы плывут по Днепру! Конь. Дева… Ладная такая дева. Только она лихая! Город горит от неё, голуби падают на крыши. Голуби – факелы. Сажа. Чёрное всё.
Олег проморгался после сна. Он лежал на постилке из лапника. Корабли вытащили на берег ночью, и бивуачный костёр раскинул длинные их тени по белому песку.
– Вот что я видел.
С ним сидела Янка. Остальные – кто спал у костра, кто допивал купленное в Корсуни вино и тоже готовился ко сну.
– Мы будем смотреть по сторонам, – сказала она ему, – и найдём знаки, кторые были в твоём во сне.
Зелёные глаза сверкали на звёздном небе. Она глядела неотрывно.
– В наших землях, – сказала она, – ты был бы ведун. Тебя бы почитали, как бога. Но тут ты воин. И жрец, и воин! Пряжа твоей судьбы самая драгоценная.
– Думаешь, я рад этому? – хмуро усмехнулся Олег. – К чему боги дали мне эти вещие сны? Вот добрался бы я до них!
– Они хотят, чтобы ты стал великим князем.
Олег смерил её рассеянным взглядом. Сны, как говорили жрецы, приходят от мёртвых. Янка была сейчас нужна ему, как никогда. Ведь силы из навьего мира смиряются женщинами. Мужей эти силы только путают. Нет в мужах вместилища, какое есть в жёнах – чтобы те тайные силы в нём закрывать и укрощать. Янка словно вытягивала из Олегова ума помутнение, брала его на себя, и сама от того ничуть не страдала. А Олегу становилось легче.
– Боги хотят от тебя свершений!
Влажная зелень тьмой обволокла его душу. Он поднял руку и схватил луницу – медную подвеску в виде месяца, которую Янка носила на цепочке. Он притянул её лицо к своему, всё ещё лёжа на лапнике.
– Каких таких свершений, женщина?
– Тише-тише, – она высвободила оберег из его хватки, но не убрала своего лица, их дыхания сплетались. – Сядешь на трон. Поведут от тебя новое племя. Станет твой дом славным.