Из варяг в греки. Олег - страница 47

Шрифт
Интервал


Вода шипела осокой, вила ручьи грязи и глубокие лужи, в которых лежали связанные норманны. И далёкое зарево горящего Киева не могло согреть их.

Уцепившись за обломок доски, укрытый ночью и спасённый тьмой, плыл вдоль берега Жегор.

Он всё сделал верно. Сперва забился под скамью так, что новые гребцы не нашли его. Сжался калачом, чтобы не трястись от страха. Над ним водрузился зад мадьярского гребца. Он слышал незнакомую речь – глухую, злую, с пугливой прибауткой. И когда драккар встал у другого берега, и гребцы заходили по палубе, он дополз до соседней скамьи. Тут не было весла – выпало при штурме. Но уключина, место, где весло соприкасалось с бортом, была довольно широка и глубока – мальчик смог пролезть в неё.

Он выскользнул, как рыба из переполненной бочки, прихватив с собой обломок деревянного щита. Никто не обратил внимания на всплеск. Обломок помог хромому держаться на плаву дольше.

Держась за дерево, он плыл, не оглядываясь. Сначала в сторону киевских пристаней. Иногда заплывая в камыш, чтобы перевести дыхание. Выходить на берег не решался – там шастали разведчики и прятались раненные угры.

И снова плыл. Пока, к его ужасу, подол, торжище и окольный град не охватило пламя. С реки он не мог видеть тысяч чёрных воинов, вставших у стен, посыпавших город горящими стрелами, но понял – своих для него там нет. Потеряв все силы, Жегор выбрался на песок и затих в могучих сосновых корнях. Тут просидел он до утра. А когда тучи процедили первые слепые лучи, покрался к пепелищу.


II.

Господин Великий Киев


Полуна была девка статная – белая и плавная. Точёное лицо, высокий выпуклый лоб и тонкие пальцы.

Длинные, да уверено ловкие руки и быстрые наклоны за шерстью в корзине – ведомо, под расшитой понёвой тело гибкое, не слишком пухлое, и от природы стройное.

В больших глазах черничная густая глубина. Что за взглядом – огонь грозы или легкий смешок, – не разберёшь. Губы – две вишни, и улыбку редко кто видел.

Говорит, как осока на ветру – ровно и длинно. И так же, как трава, проста речь, да вдруг затянет, и уж что услышишь в ней – не ведомо.

Прочие девки ладят всё о своих персях, да его кудрях. Всё прошлогодний мёд, земляника спелая, да свекла на щёки, да сурьма на брови заморская… А Полуна вдруг сон расскажет, о гаданьях спросит, о воронах на тёсе. Или встанет во время прядения в общей горенке, подойдёт к двери и долго смотрит в ночи гущу.