В центре землянки, куда сходились все нити, на камне стояли главные сокровища – идол, кресало и короб с сухой щепой для добычи огня. Сурьян не стал разводить его. Он только коснулся лба, затем – очага и шепнул приветствие Сварогу. Когда-то давно зрячие руки выстрогали фигурку этого бога-огнеродца из светлого ясеня на удивление изящно – ни Борун, ни мальчик не видели ещё таких точных линий, словно Сурьян перенёс своё лицо на дерево. Обычно ваятели идолов довольствовались пятью косым насечками – и готова личнина.
Сурьян владел связью с изнанкой света. Она через его посредство проникала по сию сторону. Проступала через твёрдое дерево мыслью человека.
– Ну-ка держи, – из темноты вынырнула его рука. В ней поблескивал чёрный стержень, похожий на перо. На конце он сужался и, видимо, был заточен.
Борун взялся за стержень, но Сурьян не ослабил хватки.
– Не тебе. Отроку.
Жегор с опаской взял незнакомый предмет. Холодная лёгкая сталь.
– Это мне? Что это? – спросил мальчик.
– Потом покажу. Носи, как голову. Потеряешь – пропадёшь.
Мальчик убрал инструмент под шубу.
– Вот теперь можно уходить. Прощай, отец, – сказал Сурьян в темноту.
***
Рюриково Городище возвели быстро. Это случилось семь лет назад. Сам Рюрик не был словенского рода, и далеко не все оказались рады принять у себя чужака. Да ещё и поставить его верховодить.
Потому и Рюрик, как только прибыл в новые владения, сразу оградился ото всех стеной. Отсюда и название новому дому дал такое – Городище. Впрочем, слово это было скандинавским. Так викинги называли вольные земли вдоль Волхова и Днепра, от Ладоги до жаркой Тавриды – Гардарики. Край городов.
Вместе с малой дружиной, которую на финнский манер называли русью, он поставил терем, обнёс его кленовым частоколом с башней для стрелков, как то было у свеев. Строили быстро, словно кто гнал их. В десять дней всё было готово.
Местные словене такого ещё не видывали. Выглядывали они из своих землянок с другого берега реки и дивились.
– Вот те на! Что грибы растут.
– Дельный, видать, мужик, этот Рюрик.
– Или нас, косматых, испугался.
Их тогда и впрямь можно было испугаться. Варяжскому глазу нет-нет, да и мерещились в них тролли. Крепкие, бородатые, волосы не убраны, как у норманнов, а чаще и вовсе бриты, или чубы, точно конские хвосты.
А живут дико и только говорят, что когда-то был у них великий отец по имени Словен, что учил он их премудрости, но потом ушёл за тридевять земель. А кто такой и куда ушёл? – не понятно. Только остались они, как дети без надзора. Приходила к ним дикая весь – племя северное, вымазанное рыбьим жиром и охочее до чужих жён. Пришлось прогонять их кольями. Приходила меря, ведомая седыми колдунами. Но не поняли они речи друг друга, и ушла меря угрюмо и молча. По реке поднимались кривичи, в белых рубахах, с чеканной монетой – торговать шкуры и рыбий рог. Но словене блестящего металла не брали – волхвы запретили. И кривичи ушли дальше не север, к варягам. Те в то время сидели в Ладоге и лишь изредка проходили на гнутых своих ладьях, да в гости не заглядывали – воровать всё равно нечего.