– Не пой, – говорю, – бабушка, не пой, миленькая, а то я сейчас зареву.
А бабушка сама чуть не ревёт, так жалко ей и бродягу, и мать, и особенно за судьбинушку их горькую обидно. И где границы судьбы бродяги, а где бабушкиной, уж не видать.
Наконец бабушка пододвинула к себе сумку с едой, и мы молча начали обедать пирогами да шаньгами, запили их бражкой, а хлеб не тронули – корове он. Хлеб бабушка всегда нарезала тонким острым ножом, прижимая к груди круглый еру́шник. Ломти получались ровные и ноздреватые, коричневая корочка всегда хрустела и долго жевалась. А с луком, молоком или квасом было очень вкусно, и язык пощипывало. Интересно, что у каждой хозяйки хлеб имел свою форму, запах и вкус. Я могла есть только бабушкин хлеб, а чужой совсем не могла, не глотался он.
А потом я спрашивала через каждые полчаса:
– Бабушка, а когда уже домой?
Баба Дуся ворчала:
– Ноо, постони́ ишо, постони́. Сказано, долго будем, до вечора, как сончо переметнётся на ту сторону, тожно и погоним коров домой. Смотри, како́ небо – завтра вёдро будет, по ягоды слетам с утра. Может уж поспело чё.
Тут она увидела, что Настасьина корова побрела в кусты у речки.
– От лешачья корова! Понесло опеть куды не следует! От я тебя сичас дубиной-то отхайдакаю! Увязнёшь в ричке дак я чё тожно буду делать! Там эть вода по колено! Гулёна кака нашлася. Тако́ска была!
Но корова Насти Немой не слушала эти слова и уверенно брела к речке. Бабушка схватила свою толстую вицу, похожую и правда на дубину́, и погналась за коровой, размахивая подолом и чавкая сапогами по болотной воде. Трава у речки стояла по пояс, так что издалека было видно белый платок и слышно грозные бабушкины окрики.
Мы с девочками всегда сразу угадывали, где у речки топко: там трава темнее и заманчивей, а ещё лягушатник растёт. В эти места нельзя ходить, можно утонуть. Летом здесь жёлтых купальниц видимо-невидимо. Мама их собирает в красивые букеты и ставит в банку. Цветок у купальницы плотный, едва видна мохнатая мягонькая серединка. Понюхаешь – весь нос жёлтый, чихать охота. Ещё мне нравятся мелкие розовые часики. Сорвёшь такой цветочек возле муравейника, покрутишь за ножку, отпустишь, а лепестки в обратную сторону раскручиваться начинают – шагать по часовой стрелке.
Деревню за речкой сморил полуденный сон. Тишина стоит, но собаки всё ж таки гавкают изредка да телята за изгородью жалобно мычат, потому что в стадо их не отправили. Коровы шуршат хвостами, бьют себя по бокам.