Мои советы вступившим на путь естества таковы. Главное- не бояться жить! И помнить, что кто хочет – тот делает, а кто нет- всегда будет ссылаться на трудности, оглядываться на анамнез, плохую ситуацию и свои страхи. Проблемы даны не чтобы идти у них на поводу, а чтобы их решать мудро, смело и мужественно. Я не призываю не обращать внимания на проблемы со здоровьем, я призываю их учитывать, решать и подстилать соломку, зная возможные слабые места. Но никогда не сдаваться и не отказываться от поиска пути. Но это моё личное субъективное мнение, которое тоже имеет право на жизнь, и может быть кому-то окажется полезным.
Первенец. Беременность осложнялась тем, что нее был крайне тяжело перенесенный выкидыш, и постоянно сохраняя себя от возможного повтора, я играла с собой – делала вид что я не беременная. И даже когда меня спрашивали, шутя подруги, глядя на круглый животик, я говорила, что просто поправилась. Все время думала о том, что я никак не разговариваю с ребенком, и он родится не любимым, из за этого много плакала. Но игра игрой, а дело шло к родам, и нужно было искать акушерку. То, что я буду рожать дома – я знала еще с тех пор, как проходила практику в роддоме. Тогда на моих глазах прошло много ужасных кровавых и кричащих, жестоких и нечеловеческих родов. Особенно запомнилась худенькая и молоденькая, рыженькая девочка с огромными голубыми глазами. Ее разрезали даже не на высоте потуги. Ее надрывный крик навсегда остался в моей душе. Малюсенького мальчика сразу куда-то унесли, бедолаге девчонке вкололи в вену наркоз и повезли зашиваться, где мясник мужчина грубыми движениями вытягивал какие-то лоскуты окровавленных мягких тканей из промежности и пришивал друг к другу, казалось – в произвольном порядке… «Как же она потом будет жить?» – ужаснулась я тогда… И я твердо решила, что если и буду рожать, то только дома.
Больше всего боялась разрывов. Во-первых, за всю свою женскую жизнь я умудрилась ни разу не посетить гинеколога. Кресло внушало мне ужас и отвращение, ассоциируясь с беспомощностью, беззащитностью, стеснением, унижением и наконец – болью. Я не понимала- почему должна показать кому-то чужому самое сокровенное место своего тела, доступ к которому имеет лишь любимый? А зашивание предполагало экзекуцию над оазисом нежности и вторжением металла в шелк и бархат заповедного лона. Во-вторых, я помнила увиденное в роддоме. В-третьих, мама рассказала, как больно она порвалась,