– Я говорила ей, – вклинилась Гульнур, стремясь обелить свое доброе имя. – Объясняла!
– …страшно проклятье, как источник множества страшных предназначений, но его можно остановить или обхитрить; а вот от предназначения, уже образовавшегося, закрепившегося за человеческой судьбой, освободиться никак не получится. Решай сама, что из них опаснее.
– Ясно, – вяло кивнула я. – И как можно остановить ваше дурацкое проклятье?
Было бы здорово, если бы моим предназначением было избавить Трехлистный мир от взаимной ненависти королей. В каком-то смысле, спасти его. Конечно, я не верила в такую удачу, но успела допустить эту абсурдную мысль прежде, чем Энас бесповоротно ее опровергла.
– Ты не подходишь под условия, которые были наложены мной на проклятье, чтобы обеспечить людям лазейку, позволяющую его уничтожить.
– Что за условия?
– Справиться с ним способен лишь воин, сострадающий магам, – я запоздало вспомнила стихотворение, которое из раза в раз повторяли последователи чародеев в темнице Танатра, когда Алекс и Сафей вели их на казнь. Видимо, именно в нем и заключались упомянутые Энас «условия». – Пусть ты достаточно сильна, чтобы считаться воином, ты не испытывала сожаление при умерщвлении третьего Листа.
– Не хочу вас расстраивать, но вряд ли в этом мире остался хоть один человек, кто сострадал ему.
– Необязательно симпатизировать целому клану. Человеку достаточно счесть несправедливым казнь одного-единственного чародея, чтобы выполнить условие, – белоснежные глаза многозначительно блеснули, и мне почудилось, что Ангел улыбнулась. Самыми уголками губ, еле заметно. – Или чародейки, или даже ребенка, в котором находилась в момент гибели чародейка. Не переживайте, друзья мои. Проклятье будет снято.
По телу девочки прошла сильная судорога, и она начала падать. Гульнур с удивительной проворностью поймала ее обмякшее тело у самого пола, подложила под ее голову толстую подушку, неизвестно откуда взявшуюся, а на лицо ее, постепенно розовеющее, принялась разбрызгивать воду из медного кувшина.
– Видишь, принцесса, как оно… потерпи, деточка, потерпи, милая…
Ангел несколько раз слабо моргнула и приоткрыла глаза, больше не белоснежные, а простые карие. Старуха ласково защебетала над ней, словно читая заклинание, – теперь всюду мне виделась магия. Девочка не выглядела удивленной, только сонной и усталой; она совершенно точно знала, что минуту назад ее телом владел кто-то другой, и мне сложно было даже вообразить, что должен был чувствовать человек после такого испытания.