. Я живо представляю себе окровавленного деда, распростертого на сырой земле лицом к голубому небу и вокруг – усатых турок с саблями наголо.
Затем отец рассказывает про Динабургскую крепость, где он отбывал солдатчину, про теплую гору на Урале, где работал на «чугунке» – и мне рисуются каменные стены крепости, из-за которой выглядывают пушки, потом представляется теплая уральская гора, заволоченная белым паром.
Кто-то из чиновников, покидавших наш тихий уездный городишко, подарил отцу на память старую географию Зуева в черных переплетах. Недавно в библиотеке Академии наук я наткнулся на эту книгу и стал перелистывать пожелтевшие листы, жадно вглядываясь в знакомые рисунки. С каким увлечением рассматривали когда-то мы – я с отцом – эти, казавшиеся тогда совершенными, грубые гравюры диковинной природы, чудовищных людей и страшных идолов. Долго хранил отец дорогие книги, поджидая сына, чтобы еще раз вместе поглядеть на чужие земли. Но… не привелось ни поглядеть, ни встретиться. Куда девались эти книги в черных переплетах?!..
Яркий зимний воскресный полдень. В хате душно от горячей печки, табака, людей. Под потолком – пасмы сизого махорочного дыма, который дерет горло, ест глаза. Левее образов сидят в лаптях и армяках Сидор, Алексей и дед Мартын – «мужики», как говорит мама. Они приходят из деревни в город почти в каждый праздник, высиживают у нас, не раздеваясь, долгие часы, спорят, выкрикивая бранные слова, жалуются на волость, старшину, помещика и прокуривают хату сверху до низу. Дядьки тянут самокрутки, ожесточенно сплевывая на пол, а дед Мартын нюхает из берестяной табакерки, чихает и вытирает нос грязным, клетчатым платком. Больше всех кипятится худощавый, слабосильный Алексей. Он даже глядит не на спорщика, а в сторону – на образа, на печку, в угол.
«Мужики» особенно не балуют меня гостинцами, да и гостинцы, которые они приносят, больше доморощенные, а не покупные: яичко, груша, яблоко. Редко-редко перепадает пряник или «царская» конфета по две штуки на копейку.
Потом уже я узнал что «копейка» добывалась «мужиками» с большим трудом. На пять десятин земли Мартына приходилось пятеро сыновей и три дочери – по половине десятины на душу. Младшие сыновья – Степан, Никита и батька мой отступились от своей доли в пользу старших и пошли на заработки: Степан и батька – на Уральскую железную дорогу загонять костыли в шпалы, а Никита – в батраки соседнему помещику.