Двое мужчин, которые не спеша шли по улице, тоже покосились на витрину. Хотя их мало волновало, как они сейчас выглядят.
Один, полный, изнывал от августовской жары. Он держал в руке свёрнутую трубочкой газету и, разговаривая, то размахивал ею, ударяя по своей ладони, то разворачивал и читал вслух. Что-то в газете огорчало его.
– Задрессировали… И цирк, и оперетта, и чтобы не как заграницей! Ты им и мещанский жанр сломай, и место расчисти для образцового советского зрелища. Да я уже всё, что можно, сломал и расчистил!
Его спутник согласно покивал, проблема была их общей. На ногах у этого мужчины светлели сандалии на перепонке, похожие на детские.
– Мои девочки вместо бурлеска теперь показывают «снятие паранджи», «военный» и «канцелярский» танцы, – обиженно проговорил он. – Этим сказано, что они настоящие физкультурницы – не объекты эксплуатации. Ну куда ещё дальше?
Мужчины немного замедлили шаг перед витриной галантерейного магазинчика: там в окружении дамских комбинаций висел портрет Энгельса.
– Ладно, чёрт с ним, с этим Блинкиным, – махнул рукой полный, немного успокаиваясь. – Он больше ничего не умеет, как критиковать… А мы всё равно движемся вперед. Пусть и наощупь. Ты только вспомни, что в двадцатых было…
– А что было в двадцатых? – с усмешкой откликнулся его товарищ. – Балаган был с иностранцами… Эльрой, человек без рук. Гладиатор Цаппа. Капитан Гулинг и его морской лев…
– Не просто морской лев, – полный поднял вверх палец, – а в меру дрессированный! Ещё был этот, как его, ну, который курицу усыплял… Тарама? Ратама? И три иностранных девицы с апельсинами и плюшевыми игрушками. Чистый цирк и гросс халтура!
Оказавшаяся на их пути продуктовая лавка была полна товарами по нормальным ценам, и перед ней не стояла очередь. Всё объясняла вывеска – «Закрытый заводской распределитель номер 432». Для приятелей ничего удивительного в этом не было. При их театре тоже такой имелся, и рангом повыше.
Оба ненадолго остановились перед витриной, чтобы рассмотреть торт с марципановым лозунгом: «Дорогу мировому Октябрю» и портреты коммунистических вождей, выложенные из разноцветного мармелада. У Маркса на глазу сидела муха.
– Хотя насчет цирка было понятно, – снова заговорил полный. – Ведь мы и подчинялись тогда управлению цирков.
– Зато сейчас такой прорыв! – оживился его приятель. – Я имею в виду, в эстрадном плане. Так что не будем слишком строги к себе. Оставим это занятие нашим критикам.