– Да, очень нравится, – подтвердила она, и Саша заулыбался наивно и радостно.
– Значит, вам бы понравились вещи, которые я видел в Бессарабии, – сказал он. – Просто отличные.
Она устроилась на парапете и спросила:
– А где именно ты был в Бессарабии?
Он был на границе, в крепости, где было так же холодно, пусто и темно, как и в Средние века. В округе не было ничего, кроме деревни, состоявшей из двух рядов заброшенных хижин по обочинам размытой грязной дороги. Налеты здесь были такими частыми, что в этих краях селились только вконец отчаявшиеся: это было всё равно что жить у подножия вулкана. Зимой эту землю трепало бурями и метелями, а весной снег таял, и окрестности превращались в болото.
– Очень странная была деревня, – сказал Саша. – Там жили только евреи.
– Но почему они решили поселиться именно там?
– Не знаю. Возможно, их отовсюду выгнали.
Гарриет думала, что Сашу будет нелегко уговорить рассказать о пережитом, но он вел себя так, словно всё это было уже далеко позади. Теперь он считал Гая и Гарриет своей семьей и, ощущая себя в безопасности, болтал как ни в чем не бывало. Слушая его, она думала, что только простая душа могла бы так быстро восстановиться.
– А что за вещи ты видел в Бессарабии? Картины?
– Нет, рисунки. Это были вывески.
Он рассказал о евреях в той деревне: мужчины словно костлявые призраки в лохмотьях, женщины в черных шерстяных париках (они брили головы, поскольку мучились какой-то кожной болезнью, в других местах уже исчезнувшей). Держались они скрытно и раболепно, и Саша, привыкший, что евреи – самые богатые члены любого общества, был потрясен их поведением.
– Они даже читать не умели, – пояснил он. – Совершенно нищие, но прекрасно рисовали.
– И что это были за рисунки?
– Фантастические. Люди, животные, предметы, все невероятно ярких цветов. Я при любом удобном случае ходил на них посмотреть.
Казалось, что эти вывески были единственным его развлечением, и Гарриет спросила:
– А у тебя были какие-то друзья в армии?
– Я познакомился с одним деревенским мальчиком. Его отец держал кабак, куда солдаты ходили пить țuică. Это была обычная комната, очень грязная, но солдаты говорили, что этот человек – страшный жулик и купается в деньгах.
Саша описал этого мальчика – худого, бледного, в черной кипе, бриджах, черных чулках и ботинках. На гладких белых щеках проступал рыжий пух, а за ушами свисали традиционные рыжие кудряшки.