Я уезжаю - страница 3

…

Через три часа после взрыва – под землей среди трупов и кусков бетона – мальчик со своим отцом. Зачем мальчика туда привели? Отец кладет цветы на пыльный пол. Потом фото «подчистят», уберут окровавленных людей.

Моему сыну сейчас столько же.

Мы идем с ним к озеру, он строит садик из водорослей и ракушек. А все потому, что тогда я пошла в другую сторону. Мне хотелось подышать дымом и успеть проветриться перед возвращением домой. Муж бросил курить и обещал бросить меня, если я буду продолжать. Но я продолжила. Поэтому я жива.

Десять лет прошло. Я бросила курить и работу менеджером тоже. И сама попросила мужа уйти. Даже дописала рассказ. Я много думала о том, почему не я. Что меня спасло? Человек, привычка, я сама? Или все сразу? У меня нет ответа.

15 погибших, 400 раненных, двое казненных.

Я продолжаю жить.

мы жуем общие волосы,

не сплевываем,

не глотаем,

целуемся с ними,

целуем их,

вдыхаем.

хочешь укусить – на,

за щиколотку – можно.

ты – арамис.

твое лицо знакомое,

белое, острое в свете экрана

и блестит как крыши,

которые я сосчитала,

пока пила чай на балконе.

на кухонном ящике —

"9",

любимая цифра,

из-за тебя, совпадений, сроков

и продавленных матрасов,

на которых если и спать,

то после мыльного секса,

который после дороги -

снотворный на "раз".

Я могу все контролировать. Моя рука достает до всего. Я глажу липкую кожу, свой лобок, его лобок, ни капли воздуха между нами.

– я чувствую, чувствую.

– что?

– любовь. а ты чувствуешь?

– да.

Его тонкие губы, сухие и бесцветные от жары, порозовели. Вблизи они кажутся пухлыми, совсем не его.

– не буду целовать тебя в губы, ты не любишь.

– сейчас можешь, целуй.

Момент, который хочется остановить.

Момент, в котором не хочется останавливаться.

Приблизиться – отдалиться.

Приблизиться, не закрывая глаз, – отдалиться.

Смотреть на его губы, не улетать, запомнить их.

– извини. прости, пожалуйста.

– да ладно, пользуйся.

– а ты?

– сначала спасай себя.

– да.

– …

Она началась в мае, жизнь "после", в которой появился секс.

Мы с Тео никогда не называли его так, ни между собой, ни в разговорах с моими подругами. Возражая Мадонне мы называли секс любовью.

Тео не был девственником. В компании девчонок считалось, что это хорошо – не будет конфуза. А я – была. Но Тео так не думал. В общем, каждый тайно надеялся на другого.