Трифон отшатнулся назад, словно получил невидимый толчок, и вдруг задрожал всем телом в истерическом припадке.
– Окстись! Окстись! – хрипел он, делая неистовые движения руками, как бы отмахиваясь от назойливых мух.
Витя и Марьяна уже не могли смотреть на всё это безобразие и, ошарашенные от нелицеприятной сцены, скорым шагом направились прочь. Позади до них доносились лишь возгласы полоумного и беспокойные слова священника:
– Эх, Тришка! Ты что же это, опять за старое принялся, подлец!
«Небо, небо… Какие поразительные картины явило ты мне всего несколько минут назад! (Сейчас ещё видны их следы, смутные очертания, но ежесекундно чары рассеиваются, а краски блекнут в набирающем силу дне.) Небосвод покрывала нежная вуаль, которая, взмывая ввысь, растворялась в его бирюзовых глубинах. Стягиваясь к рассветному горизонту, эти ванильные разводы сначала загорались огненными прожилками, после чего растекались золотыми брызгами…
С пятнадцатого этажа небо кажется ближе. А панорама города величественнее – настоящий театр под открытым небом! Вот уже заискрилась звезда на шпиле МГУ (верный признак того, что солнце выглянуло из-за крыш домов). За ним чуть в стороне засверкали современные высотные стекляшки «делового» муравейника, но сейчас там совсем нет суеты. Москва только пробуждается. На Вернадского почти нет машин, улицы пустуют. Какая удивительная минута утреннего затишья… Лишь издали, где из густой дымки, которая пока застилает центр (но уже скоро растает), выглядывает Останкинская телебашня и своим острием цепляется за клочья проплывающих мимо облаков, – лишь оттуда доносится смягченный фон города.
А сколько разных судеб ежедневно переплетаются, сливаются, разъединяются в твоих объятиях!.. Но где же ты, мой милый? Услышь меня! Почувствуй биение моего сердца, дыхание моей души, прежде чем взгляды наши встретятся! Если ты только существуешь в этом мире, если ты только есть в этом многомиллионном мегаполисе…
Мар-Р., 18.05.2010».
– Так, устраивайся поудобнее… Да хоть ноги под себя подогни или колени руками обхвати. Главное, чтобы не было никакого стеснения. Ничего, если мы перейдем сразу на «ты»? Отлично!
Витя поерзал на широком диване с низкой спинкой и, следуя рекомендации, постарался раскрепоститься. По правде сказать, ни одно из положений, которые ему удавалось принять, утопая в обволакивающей мягкости дивана, не приносило расслабленности. Наконец он просто сделал непринужденный вид, как будто удобно устроился.