Все, кроме людей в гостиной, у которых была своя атмосфера, вновь собрались за столом на кухне. Духовики, сидевшие во главе, на тот момент негласно были избраны заводилами застолья и как раз дошли до кондиции, чтобы начать вспоминать свои бесконечные курьезы, которые лились из их уст рекой и, казалось, никогда не могли надоесть. Гости смеялись, завороженно слушали, и никто не хотел их перебивать, потому что истории были ну просто уморительные. Хотя таковыми они явно не казались Егору Антакольскому. Он к тому моменту уже сидел с нами, сделал морду кирпичом и сто раз мысленно проклял тот момент, когда Ника решила организовать у них дома вечеринку.
Мы с ним вдвоем немного поболтали после его прибытия. Ну, точнее, он, как обычно, тут же оседлал своего метафизического конька… Так… Вы, вероятно, обвините меня в предвзятости и, возможно, будете правы, но я вот, честное слово, не хочу и не буду воспроизводить даже частично или хотя бы тезисно этот утомительный псевдоинтеллектуальный монолог, потому что он не несет в себе абсолютно ничего познавательного, смешного или хотя бы душевного. У меня нет ни капли сомнений в том, что вы мне в обозримом будущем еще спасибо скажете за то, что я лишний раз избавил вас от его речей, ведь возможность расставить все точки на i в вопросе личности Егора вскоре и без этого представится – напоминаю, что вечеринка в самом разгаре. А пока же в копилку его характеристик смело бросьте прям горстью следующий факт: этот человек умудрился настолько заебать рассказчика, что ему приходится отрываться от повествования на подобного рода лирические отступления, нарушая тем самым художественную целостность произведения. И вот это уже говорит, кстати, о многом. Так что просто поверьте мне на слово, и давайте-ка лучше перейдем к историям духовиков, лады?
– Еще тоже расскажу. У меня у деда, значит, пасека была в деревне в Беларуси. – вклинился саксофонист Митя, почесав вихор рыжих растрепанных волос на затылке. – Мы с братьями часто летом туда к нему ездили раньше. Помогали мед качать. Ну, как пасека. Один пчелиный улей, но большой. Рамок на двадцать. Вам-то, городским, неведомо, какое это богатство. Только для понимания скажу, что три рамки таких стоят где-то рублей шесть-восемь. А в улье их штук аж двадцать-двадцать пять. Так что математика получается довольно простая.