– Слышь, красотка, а ты молодец! – сказала она мне тогда.
– Что?
Я была крайне удивлена не столько тем, что она вообще заговорила со мной, а тем, что заговорила вполне миролюбивым тоном.
– В смысле, не каждый решится мне по роже заехать, – забавлялась она.
– Извините.
– Да ладно, забыли. Тебя тоже как следует помяли. Но ты ж понимаешь – авторитет. А это, девочка, дорогого стоит. Но ты не боись, тебя теперь здесь и пальцем никто не тронет, – заверила Зинка.
– Почему?
– Приглянулась ты мне. С характером? – подмигнула она.
– Есть немного.
– Ни хрена себе немного, так мне въехала! Не всякий мужик так сможет.
В ее тоне чувствовалось уважение, что отнюдь не вызывало во мне гордости, скорее смущение.
– Извини, – еще раз пропищала я.
– Я ж сказала, забудь, – отмахнулась Зинка. – Тебя как звать то?
– Диана.
– Вот это имечко! Как принцессу!
Зинка развеселилась, хлопнув в ладоши. С тех пор здесь меня иначе как принцессой Дианой никто не звал.
– Да и выглядишь ты как куколка, – снова похвалила Зинка, – не чета мне.
– Ну что ты, – зачем-то соврала я. – Ты очень даже симпатичная.
На самом деле Зинка была жутко некрасивой. Короткие волосы, непонятно какого цвета, широкое лицо, тонкие губы, большой нос и маленькие глаза, да еще и какой-то кривой шрам не щеке. Правильно она сказала не чета мне. Если честно, именем обязана своей внешности. Мама часто рассказывала мне, что когда я родилась, то была похожа на маленького ангела, поэтому они с папой и выбрали такое необычное и нежное имя. Если говорить без лишней скромности, то с меня и сейчас можно картины писать. Мне двадцать пять, а выгляжу я лет на двадцать. Голубоглазая блондинка с красивым лицом и фигурой, хотя конечно несколько лет в колонии взяли свое. Я похудела, а волосы потеряли прежний блеск, кожа на некогда мягких руках стала жесткой и шершавой.
Зинка рассмеялась тогда. Можно сказать, хохотала так, что стены тряслись. Так уж рассмешил ее мой комплимент по поводу ее внешности.
– Это я-то симпатичная? Ну рассмешила! – она покачала лохматой головой и представилась: – Я – Зинка.
– Очень приятно.
– Знаешь, – предупредила она, – ты из себя интеллигентную то не корчи. Здесь твои манеры на фиг никому не нужны. Усекла?
– Усекла, – кивнула я.
– Ну и лады.
В последующие годы все действительно было относительно нормально. Зинка учила меня тюремным законам и жизни. И чувствовалась в ней какая-то мудрость, стойкость и правота. Она всегда любила повторять: «Чему быть, того не миновать». Именно так она отвечала мне, когда я спрашивала, почему она здесь. А Зинка, как я понимаю, сидела в тюрьме безвылазно. На свободу выходила как на отпуск, свое отгуляет и снова на зону.