– Ты на кого пасть разинула?! Сопля! – выпучил глаза отчим.
– Ты урод! – не помня себя закричала Женька, на глазах у неё выступили слёзы беспомощной злобы. – Не трогай маму!
– С-с-с-сука… – отчим ринулся к ней, но посреди кухни его успел перехватить Виталик.
– Миха! Миха, всё! Ты чо быка врубил. Успокойся, – он попытался усадить своего товарища на табурет.
Но тот, изрыгая грязные и вязкие слова, сопротивлялся и тянулся к вжавшейся в угол Женьке. Тогда в схватку вступила Алёна. Поднявшись с пола, она бросилась на мужа с кулаками. Завязалась свалка. С глухим грохотом опрокинули ведро. Молоко, потрескивая нежной пенкой, растеклось по полу… Пьяные вопли матери, грубая брань отчима, усмиряющий тонкий голосок Виталика – всё слилось в единую чудовищную какофонию.
Женька выскочила через вторую дверь в кочегарку, тесную, закопчённую комнатку с печкой и «чёрным» выходом из дома. Оттуда босиком вылетела на улицу. Прижавшись спиной к двери, девочка закрыла лицо трясущимися руками и, съехав на корточки, разрыдалась. Ей хотелось закричать или впиться зубами в свою руку – чтобы до крови! Но она только плакала – отчаянно, зло и горько. Горячие солёные слёзы стекали по щекам и попадали в рот. Она захлёбывалась, задыхалась и горела одновременно. Обида, страх и ненависть жгли её, жгли. А она никак не могла сгореть, переплавиться и превратиться наконец в ничто. Она хотела не жить.
Но она жила. Она чувствовала острые камешки под стопами, чувствовала спиной облезлое крашеное дерево, чувствовала ночной ветер. Огонь в Женькиной груди становился слабее и глуше. Девочка почти совсем стихла, когда к ней подошла облезлая старая кошка. Ткнувшись влажным носом в ногу хозяйки, она потёрлась боком и замурлыкала. Судорожно всхлипнув, Женька открыла лицо и тихонько погладила её. Взяв на руки Муську, прижав её тощее тёплое тельце к груди, она совсем успокоилась.
Чувствуя кошачье дыхание на шее, девочка выпрямилась. Воздух уже тяжелел от ночного подползающего тумана и пах землёй, но небо было ясным. Оно напоминало чистую тяжёлую ткань, какую прибивают к гробу блестящими гвоздиками. Женька вспомнила отца. Не лицо, не голос. А единственную оставшуюся в памяти картинку. Ей три, Новый год. В коридоре стоит Дед Мороз с посохом. Женька прижимается к плечу мамы и голосит, что есть силы. Тогда папа смеётся, берёт её на руки и говорит: