Порыв тёплого ветра растрепал мои волосы, но вместо радости
вдруг накатила тяжёлая, давящая тоска. Мне захотелось лечь прямо на
землю, покрытую молодой травой и одуванчиками, и остаться тут, в
этом раннем утреннем городе, совсем не похожем на свою дневную
версию. Машин ещё мало, редкие прохожие спешат на работу, в тёплом
персиковом свете даже стеклянные многоэтажки выглядят
дружелюбно…
Тут-то меня и окликнула Алина. Я оказалась в хвосте очереди на
посадку. И как двадцать человек смогли создать такую толкотню?
Кто-то не стал отдавать чемодан в багаж и оптимистично проталкивал
его в узкую автобусную дверь. Образовался затор. Алина как будто
присутствовала сразу везде, пытаясь помочь всем одновременно,
периодически призывая меня на подмогу. Взгляды устремлялись в мою
сторону, и я сутулилась, проклиная свой высокий рост. И чем я могла
помочь, даже если бы хотела?..
Мне повезло расположиться за второй дверью в центре автобуса,
где всегда много места и мало соседей. Так как автобус был
рассчитан на большее количество туристов, у меня даже за спиной
никто не сел. Алина убежала вперёд, к экскурсоводше, женщине с
таким важным видом, словно она везла делегацию министров, а не
разношёрстную толпу, мало заинтересованную в том, что она
рассказывает. Хотя что это я, вон же, слушают люди… Это меня клонит
в сон. Обняв рюкзак, который связывал меня с домом, и полуприкрыв
глаза, я смотрела, как проносятся мимо знакомые улицы, машины
начинают собираться в заторы, а я как будто прощаюсь со своим
городом навсегда. Я тряхнула головой – ну что за дурацкие мысли?
Раз в сто лет выехала из дома и тут же раскисла! «Птица-унылица», –
сказала бы мама.
Птичка, так меня бабушка называла, а ещё иногда Воробушком. За
мой растрёпанный вид, вечно взъерошенные, не достающие до плеч
светлые волосы. Маме я больше напоминала цаплю – такая же длинная и
неуклюжая. Частенько она сравнивала меня и со страусом. Да, прятать
голову в песок – это я умею. Я не лезу ни в какие истории, но
иногда они сами влезают в жизнь.
Первые сутки в автобусе слились в какую-то мешанину. Шумные
подростки, бегающая по салону девочка, вопли её мамаши. «Даша,
держись за поручни! Даша, ты пить хочешь? Не хочешь? Точно? А есть?
Смотри… Может, всё-таки поешь? Ну хоть печенье! Запить? А говорила,
пить не хочешь!» Потом нам раздали сухой паёк и обещали настоящий
ужин где-то в придорожном кафе, но ужин не случился, и пришлось
довольствоваться сладким батончиком... Я жалела, что не взяла
ноутбук с моими сериальчиками. Но что ноутбук без пиццы и уютного
дивана? Было то душно, то холодно. Периодически удавалось
задремать. Мне снилось, что всё покрывается зелёным мхом, а над
ухом шелестят крылья невидимых бабочек. Я просыпалась с ощущением,
что это меня покрыл мох, крепче обнимала рюкзак, который ещё не
пропитался запахом автобуса, и жевала шоколадку. Потом наступила
ночь, сменился водитель и вёз неровно. Где-то среди этих обрывков
сна и не-сна затесалась таможня. И снова ночь. По другую сторону
прохода тихонько, словно стесняясь, храпел интеллигентного вида
старичок, а впереди бубнили две тётушки, подружившиеся на почве
автобусной бессонницы. Эта бессонница добралась и до меня, и я
тревожно вглядывалась в черноту ночи, где кроме фонарей ничего
нельзя было разобрать.