Единственное, что я умею хорошо делать, – редактировать чужие тексты. Я очень точно владею словом, и ко мне приносят горы рукописей, которые я перерабатываю для издательства. Зарплаты хватает на жизнь и на моё содержание – здесь, в специальной клинике.
Санитару платят мои родители, которые сдают мою квартиру. Я благодарна этому пожилому дядьке, который достаточно терпелив, хотя и склонен к мизантропии. Как-то раз он подсел ко мне на край кровати и спросил, общалась ли я когда-нибудь с мужчиной.
– В том смысле?.. – спросила я.
– В нём самом, – подтвердил он.
– Я же не чувствую внизу ничего, – ответила я. – Только в книжках об этом читала.
Он помолчал, а после, всё ещё сидя у меня в ногах, спросил:
– И не целовалась?
Дядька этот лет на двадцать пять старше меня, толстый, с красной физиономией, усатый и добрый.
Я отрицательно покрутила головой.
– Эх, принцесса!.. – с сожалением выдохнул он, махнул ладонью, поднялся и вышел.
Потом, от других уже людей, я узнала, что он – старый вдовец, когда-то похоронивший жену, умершую у него на руках, и с тех пор ухаживает за безнадёжными больными вроде меня.
Я засыпаю среди ночи, положив очередную порцию листов с текстом на край рабочего столика и выключив лампу.
Мне снится берег моря, девушка с юношей, которые идут по кромке воды и целуются… Это, наверное, те самые принц и принцесса.
– Я тебя люблю, – говорит принц, и она тянется, чтобы его поцеловать.
Утром меня будит санитар, но вместо того, чтобы привычно перевернуть и помыть, он встаёт передо мной и говорит:
– Слышь, я увольняюсь.
Мы молчим, я жду продолжения.
– Устал я за пациентами ходить, – говорит дядька. – Один-два ещё нормально, а за десятью уже никак. Чего предлагаю: перебирайся жить ко мне! Всё-таки веселее вдвоём. Я деревенский, из-под Пскова, возьму тебя в дом – там огород, лучок-картошечка, будешь свои книжки вычитывать, а я – с землёй возиться. Я за женой тогда недоглядел – всю жизнь крест за это мыкаю. За тобой, стало быть, и поухаживаю – мне без этого под Богом ходить нельзя.
Я слушаю его и не слышу.
Я вижу его и не вижу, потому что в глазах всё плывёт от слёз.
Ещё через два дня я смотрю на себя в зеркало и вижу постриженную и накрашенную молодую особу, у которой нет абсолютно никаких нерешаемых проблем. Разве что – так, пустяки, мелочи быта.