– Конечно, это у них там, тридцатник – это самый расцвет, а у нас женщина в таком возрасте чуть ли ни старухой считается, – вслух проворчала она.
– Верунчик, выручи еще разочек, а? – продолжал стенать дядя Коля с улицы. – Ты ж знаешь. Я только до пенсии. Как получу – сразу к тебе.
Вера только досадливо покачала головой. Кто бы ей одолжил… хотя бы крошечную толику красивой, обеспеченной жизни, про которую пишут в журналах и показывают по телевизору. Она сама жила на одно пособие по инвалидности. Хотя в деревне этого было вполне достаточно. У нее была корова, куры и огород, которые не давали умереть с голоду. Она даже в продуктовый магазин ходила только один раз в месяц, за мукой и крупой. Остальное было свое – домашнее.
Но избавиться от дяди Коли было гораздо сложнее, чем от солнечного лучика. Когда Вера вышла из сарая, он по-прежнему стоял, привалившись грудью на забор, просовывая внутрь заросшую опухшую физиономию.
– Спасу от вас никакого нет, – вздохнула Вера. – Алкаш чертов. Отца моего своим пойлом на тот свет отправил. Теперь и сам туда собираешься?
– Что ты такое говоришь, Верунь! – сделал круглые глаза старик. – Я ж отца твоего любил. Он ведь моим лучшим другом был.
– Собутыльником, а не другом он тебе был, – сказала Вера и погрозила кулаком Дружку, в порыве нежности собравшемуся поставить передние лапы ей на грудь. Так он выражал свою любовь. Хоть и знал, что хозяйке такое проявление чувств не нравится.
– Просто здоровишко у твоего бати совсем слабеньким оказалось, – кажется, в глазах дяди Коли даже блеснула слеза. – Кто ж знал…
– Да куда уж ему до тебя, старого алкаша, – усмехнулась Вера. – Могу только тридцать рублей дать. Больше нету.
– Давай хоть полтинник, – оживился старик.
– Обойдешься! – вспылила Вера. – Тебя поить буду, а сама впроголодь жить?!
– Так бы и сказала, – замахал руками дядя Коля. – Нет так нет. Давай сколько есть.
– Жди, сейчас вынесу, – так же резко, как вспыхнула, успокоилась Вера.
Старинная мамина шкатулка стояла на антресолях, заваленная древним тряпьем. С малых лет Вера хранила там самое ценное. Сначала марки, потом наклейки, чуть позже – записки от своего одноклассника Сени. Сейчас там лежали мамины золотые сережки, цепочка и те крохи, которые ей удавалось сэкономить. Десятирублевых купюр там не оказалось. Пришлось брать пятьдесят рублей.