– Спасибо, дочка! – пришел в неописуемый восторг дядя Коля. – Все-таки сжалилась над стариком. Добрая у тебя душа, Верочка, добрая. Всегда об этом знал, а теперь еще раз убедился. Дай Бог тебе здоровья, да мужика хорошего.
– Где ж его взять, мужика-то, тем более хорошего, – грустно улыбнулась Вера и понуро побрела к покосившемуся домику, давно ставшему для нее тюрьмой.
– Ниче, Верк, будет и на твоей улице праздник, – донесся ей вслед заметно повеселевший голос старика. – Есче на твоей свадьбе гулять будем. Я твоим названным отцом буду, или как он там называется…
Дядя Коля говорил что-то еще, но Вера его больше не слушала. Ничего нового он не скажет, а одно и то же переливать из пустого в порожнее смысла не было. Порой ей было даже жалко этого рано постаревшего, спившегося мужичка. Она еще помнила его молодым, крепким, красивым и белозубым.
Дядя Коля часто наведывался к ним в гости, чтобы проведать старого друга, как говорил он. Частенько мужчина коротал вечера с Вериным отцом за мутной бутылкой самогона. Будучи маленькой, она даже любила эти посиделки. «Старый друг» обязательно приносил ей сладкого петушка на палочке, рассказывал один и тот же анекдот про крокодила Гену и сам же громко, раскатисто, словно наигранно смеялся. А крошечная, кудрявая Вера смеялась над ним. Смеялась потому, что знает этот анекдот гораздо лучше этого здорового детины, и оттого чувствует себя ужасно взрослой. Оттого, что сегодня она сможет погулять подольше, ведь отец, разогретый алкоголем, потеряет счет времени. Оттого, что дядя Коля смеялся так громко и заливисто. От того, что она была маленькой и кудрявой. Оттого, что она просто была.
Потом она стала взрослеть и этих мелочей ей стало недостаточно для безграничного всеобъемлющего счастья. Ей захотелось любить и быть любимой. Но капризная дама Любовь все никак не наведывалась к ней. И чем упорнее Вера ее зазывала, тем нереальнее казались надежды встретить ее.
Начало вечереть. Солнечные лучи уже не щекотали ее затылок горячими коготками. Дыхание весны стало практически незаметным, но все же она чувствовала его. И вместе с ним в ее душу в очередной раз забралась робкая надежда, надежда на любовь.
Глава 2
На следующий день Вера затеяла в сарае уборку. Покряхтывая от натуги, она скидывала в самодельную железную тележку скопившейся за неделю мусор и дурно пахнущие отходы куриной жизнедеятельности. Вера давно привыкла к этому смраду, хотя еще помнила времена, когда ее тошнило от этого запаха. Когда папа был живой, он сам убирал за животными, даже если до синевы на скулах болел с похмелья, а сердце заходилось в страшных судорогах, а к горлу подкатывал горький ком. Он знал, насколько невыносим для Верушки запах навоза, и старался оградить ее от этой еженедельной возни.