Скин запер дверь. Скин подошел к лифту. Скин вызвал лифт. Скин спустился на первый этаж. Скин вышел из подъезда. Скин дошел до станции метро. Скин вошел в метро. Скин купил жетон. Скин прошёл турникеты. Скин спустился на платформу.
Кирилл обратил внимание, что на платформе было пустынно – кроме него стояло всего пару человек. Подъехал поезд и напротив Кирилла остановились двери. Вагон был практически пустым – всего несколько пассажиров наполняли его. Двери открылись и Кирилл вошёл. Он встал возле дверей напротив, опёрся и, запрокинув голову, закрыл глаза. Поезд поехал. Вся внутренняя сущность Кирилла, весь его внешний вид, весь он вдруг начали источать невидимые и неслышимые, но все же бесспорно ощутимые всеми пассажирами вагона флюиды истинного славяно-арийства. Сквозь глаза, уши, рот флюиды активно начали оккупировать мозг каждого из пассажиров, заставляя их переключаться на необходимый фюреру и империи ход мыслей. Мозг сверлил безумно навязчивый в своей простоте слог «Зиг… Зиг… Зиг…», как шуруповёрт скрепляющий доски, мысль привинчивала к мозгу идеологию вечного рейха. Вся жизнь, прожитая до этой поездки в метро, вдруг показалась пустой, серой и незначительной. И только сейчас, здесь, она наполнялась каким-то ещё не познанным, но истинным смыслом, смыслом высшим, и каждый это ощущал. «Зиг… Зиг… Зиг…», – крутилось в мозгу почти непрерывно, лишь иногда прерываясь волнами одолевающей свыше благодати. И с каждой волной все становилось понятней, проще, ближе. Каждая волна приносила всё больше понимания – «Зиг, великий всепоглощающий Зиг. Позволяющий чувствовать себя так легко, без этой глупой серости, которая наполняла жизнь в прошлом, без тупой непонятности и бесцельности существования, всеобъемлющий Зиг, объясняющий смысл пути и цели, всепрекраснейший Зиг, являющийся сам и путём и целью. Хотя нет! Зиг – это только начало. Конечно! Конечно же! Вселенная не может быть ограниченна только Зигом, должно быть что-то дальше, что-то не менее важное и, возможно, ещё более наполненное смыслом, а уж в тандеме с Зигом обладающее невероятной, космической, силой… Зиг… зиг… зигХ…». Новая буква в божественном слоге, ворвавшись в сознание, породила не только новые смыслы и понятия, но и новые ощущения – «Что происходит? Почему трясётся рука, что с ней? Какие непонятые желания она стремится реализовать?», – от страха перед непонятной, непознанной и так внезапно сошедшей благодатью, каждый из пассажиров вагона предпринял попытку сдержать порыв руки другой рукой. «ЗигХ… ЗигХ… ЗигХа…». Очередная буква, накрыв сознание своей силой ещё более укрепила стремление к высшему и непознанному, а очередная волна благодати заставила каждого мужчину вагона почувствовать себя Зигфридом, желающим воссоединения со своей Брюнхильдой, которой ощущала себя каждая из присутствующих женщин. «Рука дрожит не зря, не просто так, она желает вытянуться, достичь объекта любви, коснуться его, обнять, рука желает объятий, поэтому и неистовствует в стремлении… ЗигХа… ЗигХа… ЗигХай…». В момент мозаика происходящего сложилась в целое, абсолютно осознанное и неоспоримое желание. Все пассажиры вагона встали и воссоединились в неспособности сдерживать порыв правой руки, которая всем своим ручным существом желала взметнуться вверх, ознаменовав древнее языческое приветствие. Голоса, слившиеся в восклицание «Зиг Хайль!», в момент ознаменовали остановку поезда, Кирилл вышел, а для пассажиров вагона всё произошедшее стало благодатным, но так до конца и не понятым воспоминанием на всю жизнь.