ли по белой дороге.
Проснулась вновь – уже от тишины и
неподвижности. Выглянула из-за плеча неожиданного попутчика. Хотя
давно стемнело, ясный месяц и яркие звезды позволяли разглядеть
расчищенную тропу (из-за высоченных сугробов по обеим сторонам
скорее провал), ведшую от дороги. А пуще всего на близость
жилья указывал далекий теплый свет в окошках дома. Ее дома.
– О! Уже приехали? – Конь
переступил всеми четырьмя ногами, но вытерпел бесславное сползание
Берты со своего крупа. – Придется спешиться, чтобы лошадь
по тропе провести, – сказала она, прилаживая поданные сверху лыжи.
– Поешь, обогреешься, а завтра с утреца уже и тронешься.
Оглянулась и удивилась, увидев, что
парень даже с места не сдвинулся. Смотрел поверх ее головы на
утопавший в снегу хуторок. Тень от лохматой шапки падала на лицо:
только подбородок и неулыбчивые губы и разглядишь.
– Ты чего?
– Не думаю, что это хорошая мысль, –
сказал всадник. Как-то задумчиво: хочет, чтоб поуговаривали
его?
– Ну да, куда как лучше в мороз и в
ночь одному ехать! Ты заговоренный, никак? Ни зимы, ни зверей не
боишься?
– Не боюсь, – просто сказал парень и
двинул с места в галоп, кинув напоследок: – Иди домой, мать
беспокоится!
Оторопевшая девушка не успела
выкрикнуть вслед ни слов благодарности, ни прощания. Проводила
удалявшегося всадника взглядом и помотала головой: ну бедовый
малый!
Мать, конечно, беспокоилась, да так,
что чуть за косу не оттаскала. Досталось потерявшейся старшенькой
тумаков по шапке, да по подставленной спине: хорошо, одежда
толстая, и у матери руки не очень сильные. А отведя душу,
запричитала над замерзшей дочерью, загнала греться на печку к
сонным девчонкам; туда же и горячий сбитень подала. Натянув толстые
носки, оттаявшая Берта к похлебке уже слезла сама. Ела, попутно
рассказывая о своем заплутании и нежданном помощнике. Мать ахала;
дедушка, тачавший у печи сапоги, по обыкновению молчал, но Берта не
обманывалась: обычно он ложится спать с курами, значит, ждал
задержавшуюся внучку, беспокоился.
Родительница осердилась, что дочь
ничего о спутнике не узнала: ни где живет, ни как зовут. Кого
благодарить, кого в молитвах поминать? Пристыженная Берта
огрызнулась: мол, он тоже ее имени не спросил, да и вообще она
могла бы спокойно сама завтра до дому добраться! Получила
очередную, хоть и не сильную, затрещину и побрела опять на печку.
Укутывая опухшие от мороза ноги-руки, вспомнила, как тепло и
надежно было ей за широкой спиной незнакомца: дремала, как
младенец, ни о чем беспокоясь-не думая. Уже проваливаясь в сон,
прошептала короткую молитву за него, скачущего в ночи – здоровья и
благополучия в дороге, куда бы та не вела.