Облака здесь, увы, постоянное явление. Так же, как и океан. Темно-серый и тихий. В смысле не как у нас- Тихий, не имя собственное, а тихий, потому что здесь ветра нет. И волн. Спокойная вода до горизонта. От этого спокойствия вначале хотелось сойти с ума.
Несколько лет назад между облаками случилась щель, то звезды отразились в океане. Боже, как это было красиво! Быстро-быстро пролетел звездный кусок со стороны пустоши, задев и меня, когда я, словно ребенок, воздел руки вверх, и на доли секунды посмотрев звездам глаза в глаза. Затем звездное отражение легло на тихую гладь океана, и поплыло большой серебряной рыбой к горизонту. Может, единственной рыбой на этой планете. Самой прекрасной. Я целых секунд десять провожал ее взглядом и даже махал ей рукой. Кто сказал, что свет звезд холоден? Нет, он обжигающий! Такой же обжигающий и горячий, как и взгляд местного солнца.
Я гулял днем возле поваленных длинных камней, когда увидел, как с моря приближается к острову большое огненное пятно. Очевидно, луч все-таки пробился сквозь тучи. Я быстро побежал, примерно представляя путь-траекторию этого пятна, лег на землю, и закрыл глаза ладонями. Несколько мгновений, и вот! Я в нимбе небесном! Я весь пылающий и горящий золотом словно архистратиг! Слезы лились из-под моих ладоней, и почти сразу испарялись, едва попав на виски. И пусть руки мои и незакрытая часть лица и покрылись сильнейшими ожогами буквально через несколько минут, я готов испытывать это чувство снова и снова хоть каждый день. Чувства прикосновения и единения с солнцем. Пусть и с чужим. Пусть это, оказывается, так болезненно. Потом и третий раз облака-небеса разверзлись, и волшебный кусок солнца пролетел прямо под окнами, но я даже не успел тогда выйти из дома.
Потом я счел гулянье возле камней хорошим знаком, и даже посадил тут в надежде, что прорастут, косточки, регулярно поливал их, и часами ждал кусочка солнца именно там. Но пока тщетно, если честно. Ну и пусть. Я люблю эти длинные белые камни, которые со временем стали мне напоминать поваленные древние колонны с моей родины, и поэтому они для меня тоже солнце. Солнце моего прекрасного Пелопоннеса, средиземноморья, великого амфитеатра…
Я бегу смеясь, за козленком, отбившемуся от стада. Как же мне хочется схватить его, обнять сильно-сильно и прижать к себе это маленькое чудо! Но только козленок этого почему-то не хочет, и убегает от меня. Мы вбегаем в оливковую рощу. Земля под моими ногами становится не горячей, а прохладной и приятной. Множество солнечных зайчиков, пробив листву, лежат и отдыхают на песчаной земле и особенно ярко мелькают на черной спинке убегающего от меня животного. Козленок спотыкается, падает, я успеваю почти схватить его, но он резво вскакивает, и бежит дальше. И вот роща кончается, солнце бьет в глаза и… Козленок, похоже, видит то, что за рощей, в первый раз. Он останавливается, немеет и перестает мемекать, пораженный и восхищенный величием, открывшемуся ему, и тут я хватаю его, поднимаю над этим воздушным пространством, и кричу: «Смотри, смотри, Патрокл, это Эпидавр! Э-пи-давр!». Великие камни впитывают звук, облагораживают его, увеличивают, насыщают глубиной, и со всей силой выталкивают обратно, и он, сливаясь с деревьями, с козленком, со мной, с самими камнями, несется громогласно вверх! Никакой геликоптер не даст вам чувства и радости полета, когда воздух, кажется, заполняет всего тебя и ты сам превращаешься в воздух. Когда-то давно, в допотопные времена, Эпидавром, или Эпидавросом, называли всю местность вокруг, но сейчас эти семь букв, словно семь нот, так ласкающие слух, являются только этой огромной чашкой, спускающейся неполным кругом к круглой плоской площадке на дне, словно вдыхающую в себя небо и воздух.