Но язык… Язык упрямо не поворачивался, признаться в предательстве. А разве это было предательство? Они ведь не знали друг друга на тот момент, когда он соглашался опорочить её. Да и сейчас продолжали оставаться чужими людьми. Но сердце мужчины билось быстро-быстро. Оно требовало признания. Требовало предупредить о подлой ловушке, что была умело расставлена.
«Нежная. Добрая. Наивная», – теперь он знал, какая она. Знал, как морщится её нос, прежде, чем слёзы брызнут из глаз. Знал, что когда она плачет, её щёки розовеют, глаза опухают, а нос становится красным. Знал, как дёргаются уголки её губ, когда печаль становится всепоглощающей. Он знал и молчал. Не мог. Ругал себя и всё равно не мог признаться в подлости. Убеждал, что её сердце, да и жизнь будут разбиты, и молчал.
Он только и мог, что смотреть, как она затихает в его объятиях и засыпает.
«Я трус, – взъерошил свои короткие волосы Валентин. – Трус».
Он поднялся с кровати, бросил последний взгляд на Риту и вышел из номера отеля, унося в своём телефоне снимок безмятежно спящей женщины. Женщины, которая сломала его, а может быть наоборот починила.
«Заберу у приятеля снимки и скажу Анфисе, что ничего не удалось, – решил он для себя. – Не хочу быть тем, кто уничтожит Маргариту».
Подходя к своей машине, он заметил машину приятеля. Валентин не раздумывая подошёл к автомобилю друга.
– О, Валька, – пьяно произнёс мужчина, опустив окно. – А я тут греюсь.
– Оно и видно, – пробурчал Валя.
– Не всем так везёт, как тебе, – отозвался друг. – И дома баба постель греет, и пенки в отеле достались тебе.
– Думай, что несёшь! – схватил его за грудки Валентин.
«И чего только в пьяную голову не придёт, – пришёл в выводу. – Будто он меня не знает. Я Иру люблю. И до измены никогда не опущусь. Я и на это дело согласился, только потому что Ирочка меня попросила. А так… сам… ни в жизни… Хотя, сейчас понимаю, что не надо было соглашаться. Не моё – быть негодяем».
– А что такого, – ухмыльнулся, пьяно икнув приятель. – Заказ ты выполнил. Нет. Перевыполнил на двести процентов. Надеюсь, видосик снял, как конфетку разворачивал и ел.
Валентин заскрипел зубами и, продолжая удерживать мужчину одной рукой, другой ударил его в лицо.
– Ты чего? – завалился набок приятель, стирая красную струйку из уголка рта. – Сдурел?