– Меня не интересуют никакие сообщества тем более для ограниченных. И я не понимаю, почему каждый норовит меня туда отправить?
Пани явно была с гонором, хотя, если учесть выживаемость и приспособляемость в ограниченных условиях, наверное, это было не так уж и плохо.
– У вас есть друзья? – спросил я, желая больше узнать о ней
– Есть подруги, отличные все девчонки! Но вот друзей как таковых у меня нет.
– Я так и предполагал при вашем-то конфликте с мужским началом… Кстати, какие у вас отношения с зятем?
– Неплохие, но мне кажется, что мы просто друг друга терпим, хотя никогда не конфликтуем…
– Почему вы так думаете?
Она пожала плечами
– Не знаю…такое ощущение. Сестру с ним познакомила наша мать, они вместе работали, мать в нём души не чаяла, а меня это всегда сильно раздражало…А ещё он мне напоминал надувной матрас в открытом океане, хотя все, кто его знал, уверяли меня в том, что он очень надёжный и положительный человек. Я охотно им верила, но от своего ощущения никак не могла избавиться…
Пока однажды всё не встало на свои места…
– Что именно не встало на свои места? Вы что-то узнали о своём зяте?
– О да, и не только о зяте, но о своём ближайшем окружении.
Я смогла взглянуть на всех под другим углом, играя в шахматы.
– Не понимаю. Каким образом, играя в шахматы?
Тут Алани попросила меня сделать первый ход, потому что я по её желанию играл белыми, следующий ход сделала она и продолжила:
– Играть в шахматы меня научила мама, ещё в детстве. Мне нравилась эта игра, и мы часто играли с ней. Она отлично играла, а я не очень, поэтому мама нередко мне поддавалась. Потом я выросла и забросила всё, что мне нравилось в детстве.
А недавно я вспомнила снова о шахматах, желая как-то разнообразить свой досуг, сидя в четырёх стенах. Только теперь мне приходится играть самой с собой, так как составить компанию мне некому. Играя в шахматы, в моей голове неожиданно начинают всплывать странные образы. Другое время, другие ситуации и места, всё другое, только люди… У них другой облик или образ, но они всё те же, что и сейчас здесь вокруг меня.
Я знал, что человеческий мозг до конца ещё не исследован, и что он хранит в себе ещё много тайн и сюрпризов, и всё же всегда склонялся к тому, что любые отклонения от нормы – патология в чистом виде, и это нужно всячески лечить.