Но позже замечаю в глубине одного из коридоров знакомую дверь. Иду к ней.
Точнее это не дверь. Больше похоже на небольшие ворота из металлического листа, который по салазкам откатывается в сторону.
Уже подхожу и заношу кулак, чтобы пару раз вдолбить, но в последнюю секунду замираю и прислушиваюсь к звукам.
Из-за двери глухо доносится какой-то странный шум, то ли шуршание, то ли кто-то скребётся.
Но как только я стучу:
Дун-дун-дун…
Всё затихает…
Слышу только, как удары эхом уносятся в глубь катакомб…
Чуть позже за металлическим листом всё же раздаются шаркающие шаги.
Они приближаются издалека, но потом затихают у самой двери.
Сквозь неё до моих ушей доносится голос:
– Кто там, блядь?
Тихий, резкий, нервный и очень быстрый голос с лютым акцентом.
– Дрейк, – отвечаю ему. – Открывай.
Мои слова тоже эхом пробегают по подвалу.
По ту сторону раздаётся вздох, затем писк затвора, и дверь со скрипом отъезжает чуть в бок.
В щели появляется темно-серый глаз с неестественно желтым белком. Он осматривает меня с головы до ног.
– Ты один? – быстро тараторит, проглатывая слова на половину.
– Ага, – киваю я.
Щель с диким скрежетом становится шире, и из неё высовывается сморщенная башка низкорослого старичка.
– Точно один? – переспрашивает и принимается вертеться по сторонам, заглядывая вглубь коридоров.
– Да, точно, – говорю.
Надо сказать, этот дедуля всегда был на взводе, но в тот день он просто параноил. Скорость его речи была взвинчена до предела, а цвет лица – нездорово бледный. Я подустал, слишком мощный стимулятор проглотил.
Тусклый свет лампы за моей спиной крупным бликом отражался на его гладкой лысине и поблескивал серебром на редких седых волосах у висков.
– Ладно, проходи давай, – бурчит он, даже не скрывая своего акцента. Он вроде как бежал из Европы. И судя по говору – откуда-то из восточной Европы.
Старик напоследок снова обводит меня беглым взглядом, после чего распахивает настежь дверь.
Он разворачивается и уходит вглубь помещения:
– Хули опаздываешь? – спрашивает по пути. – И дверь за собой запри!
Прохожу за ним в лабораторию и тут же замираю на пороге…
Жесть… Ну и дыра…
У меня чуть ли не отваливается челюсть.
А этот чёртов зов или инстинкт, который пару мгновений назад гнал меня сюда, вдруг замолк.
Но вскоре ему взамен приходит другой, он уговаривает меня: «Ну что, может быть, лучше свалим отсюда? Нахрен это, а то чё-то стрёмно тут…»