Громкий плач её перерос в истерику – она подвывала волчицей, надрывно всхлипывала и кулаками размазывала тушь по щекам.
Окружающие зашевелились:
– Эй, что там происходит? А ну-ка перестань! Эй, парень, пересядь сюда.
Я бы запросто, но сидел у окна, и через Надюху не выбраться, да она и не выпустит – это точно. Сиди и слушай, раз уж судьбой так предназначено. И я сидел.
К нам подошли.
– Девушка, вам плохо? Может, пересядете?
Надюха всхлипнула и успокоилась.
– Нет, нет, всё нормально. Старого друга встретила…. разволновалась.
А когда разошлись сердобольные по своим местам, тихо сказала мне:
– Зачем ты меня обманул?
Я промолчал – новый виток напряжения? А она продолжала:
– Коля, Коля, я тебя так любила…
Мне показалось, что она сбрендила, а с такими, говорят, лучше не спорить, но я сказал:
– Я не Коля, меня зовут Анатолий.
Смотрел на неё и думал – нет, ничуть барышня не увлекает, было когда-то, но прошло. Да и она сама виновата – крутила шашни за моей спиной. Теперь уж о чём?
– Правда? – она спросила и выдохнула. – Жаль.
На вокзале в Челябинске Надя буркнула отрешённо:
– Встречаться будем?
– А надо ли? Жди своего Николая – скоро и он дембельнётся.
И мы расстались.
Козырнул вахтёру у входа во второй корпус института:
– Я в деканат.
Сдаю бушлат в гардероб – гардеробщица:
– А кепочку в рукав.
Водрузил бескозырку на бестолковку, улыбнулся:
– Не стоит.
В деканате две женщины активно обсуждали животрепещущую тему, не обращая внимания на меня, вошедшего.
– Слушай, нельзя же каждому мужику вешаться на шею!
– Да? А кто дважды был замужем? Я или ты?
– И что? Тоже мне! Тебе просто не повезло, а то бы выскочила в семнадцать лет.
– А ты что так нервничаешь? Наверное, опять с Дмитрием своим поссорилась?
– Ненавижу ублюдка!
– То есть – история в самом разгаре? Любовь, ненависть – всё едино. Тебе никогда не говорили, что противоположность любви называется равнодушием?
Я покашлял. Обе дамы воззрились на меня – сначала на грудь, расцвеченную иконостасом наград, потом на клёши и корочки с высоким венским каблуком, потом на бескозырку с ленточками, и уж потом только на моё волевое, мужественное, невозмутимое лицо моряка-пограничника.
Хозяйкою кабинета была секретарь деканата Фаина Георгиевна – средних лет дама с белокурым шиньоном и скуластым татарским личиком. Она важно кивнула – подходи, мол, поближе. Я положил перед ней военный билет.