– Жалко мне их, живут не своей жизнью. Не понимают, что ими управляют! – наконец-то произнёс он.
– Почему вы так решили? – осторожно спросила я. – Потому что они верят в Бога?
Он ухмыльнулся, выдержал паузу.
– А верят ли они на самом деле? Не прикрываются ли этой верой, осознавая свою немощь и страх. Ведь их мировоззрением искусно управляют все кому не лень. Сказали им, что есть Бог – бегут, молятся. Сказали, есть долг, страна, президент – бегут, воюют. А как вы думаете, ваш Бог простит нас и тех, с кем сейчас воюем, за войну эту?
Не раздумывая, я ответила: «Нет. Мы все забыли о нем и милосердии, поэтому эта война и случилась, и началась она намного раньше, только никто не хотел видеть этого. Какого прощения ждать и кому, это лишь ему решать».
Прозвучало пафосно, но я не подбирала слова, а говорила лишь то, чем жила и что осознавала.
Мой ответ лишь повеселил его, он хихикнул и продолжил: «А вы знаете кто для меня главнее всего?»
Я взяла паузу, и стала думать. По-женски, очень по-людски. Если не Бог, то что-то земное. Вариантов было много: сыновья, мать, любимая женщина, семья, истина, правда. Я выбрала один, и прогадала.
– Наверное, для вас главное – ваша женщина, она столп и опора вашего дома, она друг и собеседник.
Вы рассуждаете так же, как и она, но вы обе заблуждаетесь. Женщина для меня не то, что на втором, она далеко там, на своём «…цатом» почетном месте. Главное для меня – я! Я себе Бог, отец, наставник и учитель. Я – Вселенная.
Вот все и сошлось. Сыновний бунт одинаков по боли и контексту. Это мне уже доказывал другой, когда открыл для себя эту истину, пошутив над тапочками Христа.
***
Сейчас я размышляю, как долго эти сыновья шли к разрыву с Отцом.
Они крестили своих детей в церкви и уже не понимали зачем. Они носили кресты и иконки, подаренные матерями, и так же не понимали – зачем?
Может быть, так они желали свободы, обрывая, разрезая, расторгая?
«Я ухожу, отдай мне половину имения, следующую мне», – говорил блудный сын в библейской притче.
Я ухожу от Бога, забирая душу и тело, ведь они части моего имения, как отец он должен отдать причитающееся.
Бог не препятствует: «Возьми, отдаю!»
У меня множество вопросов: почему тогда, когда они ушли от Него в новый мир, в их душе ничего не произрастает? Почему ненависти к Отцу становится больше? Он же отпустил, отмерил, отдал? Что ещё они хотят получить? Его поклонение перед их вселенными?