Как-то раз, примерно через месяц после начала обучения птиц, я сидела на веранде одна и читала. Стояла тишина. Только птички, как обычно, когда к ним никто не обращался, негромко чирикали, свистели, пощелкивали в клетке. И вдруг среди этих привычных звуков я расслышала: «Тррушша, Тррушша!» Я посмотрела на зеленого. Он примолк на минуту, тоже, видимо, удивившись, а потом снова начал насвистывать, явно вставляя кусочек своего имени в общую песню. При этом слово «Тррушша» он произносил каким-то знакомым хриплым шепотом: я определенно где-то слышала подобную интонацию.
Бабушка страшно обрадовалась такому событию и удвоила усилия, расширив словарь: «Петруша хороший!»
А дальше все пошло гораздо быстрее: слова в исполнении попугая постепенно стали четкими и разборчивыми, и уже любой неподготовленный человек мог вполне ясно разобрать, что именно говорит птица и насколько интонация похожа на бабушкину.
Мы не смогли научить Петрушу произносить слова по заказу. Он по-прежнему, когда к нему обращались, замирал и внимательно слушал. Сразу после такого сеанса еще минут пять птица молча осознавала услышанное, и только потом, весело подняв хохолок, неторопливо начинала свой рассказ, который состоял из насвистываний, щелчков, трелей и слов. По мере освоения русского языка птичьих рулад становилось все меньше, а человеческих слов – все больше. И постепенно речь вытеснила почти все заложенные природой звуки.
Разговаривать Петруше нравилось связными фрагментами: «Петруша! Петруша хороший! Привет, птичка моя! Ты ко мне пришла? Как дела? Кушать будешь? Поцелуемся? Ляля, девочка моя хорооошая! Что такое? Кто пришел? Привет! Привет!» И так далее – убедительно, интонационно чисто, многократно повторяя все это и многое другое в разных вариациях, которые в его исполнении казались вполне осмысленными. Всего Петруша знал примерно семьдесят слов. Еще он добавлял некоторые часто повторяющиеся звуки: чмоканье, как при поцелуе, звонок в дверь, шорох задвигаемых штор. Все это воспроизводилось так чисто и четко, без ошибок, неторопливым уверенным хриплым голоском в манере моей бабушки, что даже я поневоле всегда прислушивалась к Петрушиному рассказу. А уж гости тем более не могли оторваться от птицы и никаких других развлечений не желали.
Однажды у меня подскочила температура, и пришлось вызвать врача. Доктор пришел незнакомый, видимо дежурный. Когда он начал слушать меня стетоскопом, то попросил выключить радио. Я сказала, что это не радио, это попугай. Всё. После этого врач слушал только попугая. Он охал, ахал, расспрашивал, как это нам удалось. Он сидел около клетки довольно долго, совершенно забыв про ожидавших его больных, и это в самый разгар эпидемии гриппа!