Я встала перед Верховным жрецом, склонив голову вперед в знак покорности, слушая, как где-то позади рыдает моя мать. Ее вопли эхом разносились по садам, и каждый бил меня прямо в сердце.
– Встань на колени, – произнес Верховный жрец шепотом свой приказ, пока вел меня вперед.
Завеса покачивалась прямо передо мной – так близко, что до нее можно было дотронуться, и на мгновение я представила себе, как протягиваю руку, чтобы коснуться ее.
Я подумала о том, что могло бы произойти, если бы я это сделала, а затем увидела, как мои пальцы тянутся вперед, будто по принуждению. Исходящая от Завесы магия коснулась моей кожи, скользнула по пальцам, когда плотный занавес вдруг качнулся в мою сторону.
Верховный жрец надавил рукой мне на плечо, заставляя опуститься на колени, и магия, покрывшая кожу, отпустила мою руку, прежде чем я смогла коснуться самой Завесы, и забрала с собой тепло, которое я уже успела почувствовать.
В мире, полном холодной и горькой полуправды и полулжи, Завеса манила меня теплыми объятиями, приглашая туда, где меня будут защищать любой ценой.
Мои колени коснулись песчаной почвы, я положила руки на бедра, ладонями вверх, к небу, и запрокинула голову, чтобы посмотреть в глаза Верховному жрецу. Он стоял рядом со мной, придерживая меня, чтобы, когда я умру, помочь упасть не прямо в Завесу, а немного в стороне – моя кровь должны была окрасить землю, а не его.
– Мы благодарим вас за жертву, Эстрелла Барлоу из Мистфела, и желаем обрести покой в вашем следующем воплощении в объятиях Матери.
Он погрузил руку мне в волосы, крепко сжал пряди на затылке, чтобы притянуть меня к себе под нужным ему углом. Кончик кинжала коснулся горла, впиваясь в плоть, и по коже заструилась теплая кровь.
– А теперь закрой глаза, дитя.
И жрец впился в меня взглядом, страстно желая, чтобы я выполнила приказ. В тот момент я поняла, что ему не хочется смотреть, как угасает в моих глазах жизнь, пока он перерезает мне горло, что он не получает удовольствия от исполнения воли Отца.
Так я и сделала. В ушах у меня громко звенело, и этот звон заглушал и хриплые крики матери, и голос Брана, пытавшегося ее утешить. Мое тело наполнилось теплом, несмотря на прохладный океанский бриз, обдувавший лицо, и это напомнило мне тепло домашнего очага в холодную зимнюю ночь, когда за окном мерцали звезды, а я лежала в обнимку с книгой.