– Два месяца уже, как дверца болтается. Того гляди, отвалится…
Виталий очнулся от грез и поджелудочно ощутил несправедливую злобу. Сколь долго жена говорила в его душевное отсутствие? Спасением было только холодное пиво.
* * *
Остаток дня вел обратный отсчет, надеясь быть нужным. Впустую. Пора было спать.
Сон не шел. Открытые глаза блуждали по плоскостям стены, потолка и следовали за случайными пятнами света, непрошено проникавшими с улицы.
Размышления выстроить не получалось. Рассуждать из воображенного пространства перед собственным мыслимым клоном, лежащим тупо в кровати с растопыренными глазами, представлялось нелепым и никчемным. Спиной Виталий чувствовал жаркую массу жены, но это не имело значения.
– Юленька, – влажно беззвучно продвигал губами Виталий, – и это умилило его, и давно поджидавший глубокий сон вторгся, ничем не обозначив своего начала.
* * *
Новым днем угораздило им вновь столкнуться в подъезде. Виталий, не контролируя того, что вершится в его голове, окаменел на подъеме, застыв, точно перегораживая траекторию Юлиного полета. А в голове у него электрические разряды рушили все подряд, и крепкие устои мудрости громыхали, хаотически падая, подобно костяшкам домино по цепи.
Юлечка расхохоталась беззлобно, здороваясь с ним, и огибая сияющего восторженной улыбкой соседа, будто успокаивая, коснулась рукой его плеча, окунув свой взор в глубину одуревших зрачков мужчины.
Виталий Григорьевич таял безвольно. В звуках ее имени ему вальсировали колокольчики первозданности и, само собой, неискушенной искренности. Мужественная сущность Виталия, размягчаясь, определила, что в Юлечке, Юленьке загадочно сокрыта несметная нежность. И кроме него, этого не ведает никто, он один в состоянии уловить эти незримые волны ауры, прикоснуться к которым – наслаждение. Он поплыл. Этот потенциал наслаждения смущал его, озадачивал, и Виталий Григорьевич тщился найти объяснение, нет, оправдание смутным подрагиваниям души, да и тела… где-то в неведомых потьмах.
Юля. Источник радушия. Глаза будто погружаются до самого вашего дна своим бронзоватым светом. Без всякой хитринки, вроде бы, без корысти. Она просто смотрела, а Виталий болезненно чувствовал, как солнечные зайчики прыгают на самом дне его суверенного доныне Я, подымая стыдливые взрывчики мутного залежавшегося годами ила.