Тот, кто встретил в тот день Поликсею Ивановну на Монастырке, ни за что бы не догадался о снедавшей её тревоге: женщина не утратила размеренности в движениях. И это понятно, ибо унаследованная от предков собранность вырабатывалась годами тяжёлого труда, когда нужно рассчитывать силы, чтобы хватило на длинный рабочий день.
Но вот выплыла из-за поворота их изба… И тут что-то прокололо кожу правого предплечья. Угнездившись в локтевом сгибе, боль начала методично вгрызаться в хрящ. Женщина, прижав руку к груди, попыталась её утихомирить. Но та не сдавалась, и страдалица едва дотянула до ели в палисаднике. Это под нею Васёк появился на свет – памятным летом, когда на Севере стояли тридцатиградусная жара и сушь. Схватки застали в огороде, но она смогла добраться до спасительной тени. Хорошо, Соломка дома в ту пору оказалась. Чуть позже подоспела местная фельдшерица Эмилия, сразу взявшаяся за шприц. « Это против столбняка». Но примчавшийся Михей не позволил сделать укол. Он взял жену на руки и вместе с новорождённым, присосавшимся к материнской груди, бережно отнёс в избу.
И вот она снова прижата болью к стволу- единственной опоре ослабевшего тела.
А тем временем ритуал принесения клятвы верности завершился.Их узы скрепились кровью. Пущенная в ход иголка не причинила девочке-беде вреда: из указательного пальца выкатилась лишь алая бусинка. До сих пор не ясно, почему у Василия она вонзилась в вену на локтевом сгибе. Да, именно там, куда невидимый зверь поразил его мать. Произошло это синхронно или с временным интервалом – никто этим вопросом не задавался. Но то, что Поликсея почувствовала беду собственной плотью, было признано общественным мнением и вошло в таракановские предания.
Участковый Колдомасов предпринял попытку установить: кто воткнул иголку в вену. Анка утверждала, что это сделал сам Васёк. А иголка, как крошечная ракета, стартовала внутрь и, направляемая толчками крови, начала движение по телу.
Срочно вызвали из Москвы Михея Беспоповцева.
– Папа, я умру? – первое, что спросил мальчик у примчавшегося в больницу родителя.
У того лицевые мускулы свело судорогой от попытки сдержать плач, и это неконтролируемое движение мышц сказало больше, чем любые слова.
– Ты будешь жить,– Михей Михеевич справился с лицом,-мы не умираем навсегда. Мы живём вечно .