– Входите же, – нетерпеливо выкрикнул он, цепко хватая меня за руку и втягивая за собой внутрь.
Далее он повел себя более чем странно. Один внешний вид его наводил на вполне конкретные подозрения: истертый домашний халат, тапочки, взлохмаченные волосы, невообразимыми седыми космами торчащие в разные стороны, мечущийся, болезненно пылающий взгляд, рдеющие нездоровым багрянцем щеки… Но это для других Радзиевский слыл тихо помешанным, выжившим из ума бывшим директором оборонного завода. Для меня он всегда оставался, несомненно, умнейшим человеком, обладавшим на редкость пытливым и трезвым умом, сумевшим многого достичь в своей жизни. Поэтому я мог простить ему его потрепанный внешний вид, тем более что спешка, с которой он вынудил меня к нему приехать, не могла быть неоправданной.
Радзиевский усадил меня в кресло, а сам, не в силах унять обуревавшие его чувства, в крайнем волнении заходил по комнате.
– Уважаемый Дима, – скороговоркой сыпал он словами, ни разу не запнувшись, словно специально задолго до моего прихода репетировал свою речь. – Помните, я говорил вам об опасности, которую несут в себе мои исследования? Она огромна, а несколько часов тому назад я узнал, что теперь она и вполне реальна. Мне позвонил из Москвы мой старинный друг, академик Вяземский, тот самый, о котором я столько вам рассказывал. Десять лет мы вместе выстраивали теорию эфирного устройства вселенной, ставили опыты и эксперименты. И вот, около месяца назад, нам удалось доказать существование эфира, вернее, мне. Это величайшее открытие, поверьте! Я знаю, что окружающие считают меня полоумным стариком, не знающим, чем занять себя на пенсии. Пусть так и думают. Огласка мне не нужна… Вяземский сказал, что у него дома вечером провели обыск. Он сумел выскользнуть на веранду и позвонить мне. Следующий на очереди я, поскольку у Вяземского почти ничего нет. Основные исследования проводил я, у Вяземского работы и без этого хватает. Но речь не об этом. Я уже уничтожил все экспериментальные установки. Сжег записи. Теперь все хранится в моей голове. Но они могут добраться и до меня. Скорее всего, они уже на полпути сюда!
– О ком вы говорите? – в волнении выкрикнул я, невольно поддавшись волне обуревавших его эмоций.
– Я говорю о спецслужбах! – воскликнул Радзиевский. – Я говорю о тех, кто заинтересован в том, чтобы наши исследования не получили огласки. Открытие эфира само по себе величайшее открытие, а доказательство его существования способно в неделю перевернуть мир! Теперь вы понимаете, как важно, чтобы мои знания попали в нужные руки? Только вам я могу доверять. Вы уже два года ходите ко мне, терпеливо выслушиваете мои лекции, и в вашей голове обязательно должны были сохраниться негативы моих знаний. Передайте их тем, кто сумеет ими воспользоваться с благими намерениями. На всякий случай оставляю вам это.