С этими словами он протянул мне сверток, упакованный в обыкновенную газетную бумагу.
– Здесь самое главное, – грустно произнес он, точно навеки прощался с любимым и самым дорогим ребенком. – Все, что я успел создать. Пусть этот сверток хранится у вас, на всякий случай. Умоляю вас, передайте его Вяземскому или его сыновьям в случае, если меня не станет в живых.
– Ну что вы…
Старик отчаянно замахал руками.
– Если бы вы знали, насколько все серьезно, – перебил он меня. – Вот вам также и письмо. Вскройте его только в случае моей смерти. Там вы найдете адрес Вяземского и подробные инструкции. А теперь торжественно объявляю: молодой человек, на вас вся надежда!
Он заставил меня подняться из кресла и, привстав на цыпочки, отчего-то чмокнул меня в лоб. В глазах его засверкали слезы.
– Прощайте, друг мой…
Затем он буквально вытолкал меня из дома. Когда я уходил, в окнах погас свет.
Возможно, прислушайся я тогда к его словам, все могло бы сложиться иначе. Но дурман тяжелого ноябрьского сна все не отпускал меня, голова туго соображала после тяжелого рабочего дня. Словам Радзиевского я не придал большого значения, приняв все за очередное чудачество старика, к которым в городе давно все привыкли, и со спокойной душой отправился домой, досыпать. Сверток пролежал на моей тумбочке до самого утра…
– … угостите сигаретой! – скорее требовательно, чем просительно, заявила девица, так некстати вернувшая меня в мир реальности.
Я вздрогнул и уставился на нее ничего не понимающим взглядом. Прошло не менее минуты, прежде чем я понял, что передо мной склонилась, томно сложив полные малиновые губы, размалеванная девица из-за соседнего столика.
– Простите, я не курю…
– Тогда купи, – нагло потребовала она.
– Простите, но у меня совершенно нет настроения с вами знакомиться.
Девица обиделась, громко фыркнула и гордо повернулась ко мне задом. Следующей ее жертвой стал мужик в сером костюме, по-прежнему опиравшийся на барменскую стойку.
Оставшись в одиночестве, я вновь пустился в воспоминания…
О смерти Радзиевского я узнал на работе. Стоило мне только войти в редакцию, как меня огорошили вестью: бывший директор «Электрона» повесился! Я не мог в это поверить. Как, когда, почему?! Ведь только этой ночью, всего несколько часов назад мы мирно беседовали с ним у него дома, и он, хоть и был порядком встревожен, но вовсе не выглядел подавленным до такой степени, чтобы свести счеты с жизнью! Потом в памяти всплыл ночной разговор, и в душу полезли ужасающие подозрения.