У КП наступила гнетущая тишина, и только гул и потрескивание громкоговорителя нарушали ее. Все молчали, боясь пропустить информацию от Серегина.
– 301-й, наблюдаю один купол на земле, второго рядом нет.
– 301-й, смотри внимательно, может, его ветром дальше отнесло?
– Воронок—старт, здесь поле большое, все как на ладони, второго купола точно нет.
И опять тишина.
– Куда он мог деться, товарищ лейтенант? – обратился Артур Чевадзе к инструктору Чигину.
– Тише ты, – зашушукали на него инструктора. Опять наступила тишина.
– Воронок—старт, вижу самолет, лежит в кукурузном поле, сверху повреждений не вижу.
– 301-й, на первом канале свяжитесь с поисково-спасательным вертолетом, дайте ему координаты самолета и следуйте домой, – дал команду командир полка.
Через десять минут сел самолет, пилотируемый командиром эскадрильи майором Серегиным. Выбравшись из самолета, он бегом побежал на КП. Скоро с КП стали спускаться командир полка и другие старшие офицеры. По аэродрому разнеслась весть: вертушка везет обоих пилотов, живых и невредимых.
К курсантам, которые в стороне обсуждали случившееся, подбежал Петя Пятницкий, который был в это время на КП наблюдающим за заходящими на посадку самолетами.
– Пацаны, вы не поверите, Боря Птицын посадил самолет на вынужденную, – с ходу выпалил он.
– Как посадил, он разве не катапультировался? – спросил Мишка.
– Короче, командир вертушки доложил, что Антошкина подобрали на земле, в нескольких километрах от самолета, а Боря сидел в самолете, правда, в глубоком шоке. Самолет он посадил на кукурузное поле, без шасси.
Курсанты стояли в замешательстве, Боря Птицын, которого хотели отстранить от полетов, посадил на вынужденную самолет без двигателя!
Неожиданно послышался гул приближающейся вертушки. После посадки из нее вышли поисковики, Антошкин, неся парашют, и на носилках вынесли Борю, которого сразу же забрала «санитарка».
Антошкина посадил к себе в газик командир полка и увез в штаб. Вверх взвилась красная ракета, сигнализирующая об окончании полетов. Техники самолетов заторопились зачехлять самолеты, и лишь место 12-го борта зияло черной дырой между самолетами. Аккуратно разложенный инвентарь, водило, готовое к буксировке – все это говорило о том, что 12-й борт вот-вот вернется из полета. А техник самолета молодой прапорщик Симаков растерянно стоял, теребя в руках чеки от катапультного кресла, старательно скрывая набежавшие слезы.