– Товарищ курсант, если вы вспомните, что приняли решение спасти дорогостоящую машину и самостоятельно посадили самолет, я лично буду ходатайствовать о представлении вас к правительственной награде.
– Товарищ генерал, вы ему еще скажите, что если он эту чушь вспомнит, то его инструктора как минимум выгонят из авиации, – раздался голос командира эскадрильи Серегина.
– Товарищ майор, вашего мнения пока не спрашиваем, вы бы лучше о моральной подготовке своих инструкторов позаботились, чтобы они первыми самолет не покидали. Вы еще ответите за это ЧП как коммунист. Ведь это вы давали партийную рекомендацию Антошкину? – резко оборвал его генерал.
– Товарищ генерал, если первым будет катапультироваться курсант, то горящая струя от его кресла, пролетая над инструктором, сожжет его. Антошкин действовал согласно инструкции, – хмуро заметил инженер полка майор Гром.
– Надо иметь высокую морально-психологическую подготовку, и тогда никакие горящие струи не страшны. Николай Гастелло тоже должен был покинуть самолет, а он его в горящий эшелон направил, – пафосно заметил генерал.
– Слушай, они там, в Москве, вообще охренели, политработника председателем комиссии прислали. Он ведь, кроме «Малой земли» Брежнева, ничего не знает, – шепотом сказал Карцев.
– Так что вы вспомнили, товарищ курсант? – обратился генерал к Боре.
– Ну, я, кажется, управлял самолетом. Помню, как земля приближалась, как пыль поднялась, – мямлил Боря.
– Ну вот, я что говорил, здесь налицо геройский подвиг курсанта Птицына и позор его инструктора, – радостно сказал генерал.
– Товарищ генерал, я не согласен с вашим выводом, материалы объективного контроля показывают, что летчик в передней кабине не управлял самолетом, здесь явно видно, что Птицын попросту выронил ручки катапультного кресла, а самолет приземлился сам, без его участия, – старался держать себя в руках Кравченко.
– Не выгораживайте своих подчиненных, а лучше позаботьтесь о морально-политическом состоянии своих инструкторов. Антошкина завтра же на партийное бюро, – строго ответил генерал.
– Товарищ генерал, я не понимаю, как можно делать заключение о летном происшествии, не анализируя средства объективного контроля, – на скулах у Серегина заиграли желваки, голос был предельно резок, казалось, он вот-вот сорвется, – я, как летчик с пятнадцатилетним стажем, ответственно заявляю: Антошкин невиновен, и в том, что самолет сел сам, заслуги курсанта Птицына нет.