Спустя еще пять минут в дверях, наконец, показывается голова мышки. Она смыла с себя абсолютно весь макияж, но очки не надела, поэтому сейчас я впервые лицезрею ее настоящую во всей красе. Она, действительно, красотка. Огромные глаза сейчас кажутся еще больше – распахнуты по самые брови и в них такая растерянность, что мне очень хочется броситься ей на помощь. Невольно вспоминаю свои недавние мысли, когда тоже ее жалел, но на расстоянии, потому что приближаться не было ни малейшего желания. Зачем же ты так с собой, Марьяна? На хрена прячешь все это? Ведь не может она не понимать, как все эти балахоны ее уродуют. Да и очки! Существует куча классных оправ любой формы, а она выбрала самые страшные – бабушкины.
Почему-то от этого мышка еще больше меня интересует. Теперь мне хочется не просто затащить ее в койку, как когда я впервые увидел ее в той самой шелковой пижамке, мне хочется узнать ее. Настоящую.
К счастью, я не успеваю испугаться своих мыслей, потому что девушка робко спрашивает:
– Вы, случайно, не видели мою одежду?
– Я сегодня много чего видел, – губы сами собой расплываются в мечтательной улыбке, – но на одежду, признаться, внимания совсем не обращал.
Пару секунд она недоуменно смотрит на меня, будто пытается понять смысл моих слов, а затем еще большее краснеет и пищит:
– Мои вещи куда-то пропали. Наверное, курьер забрал.
– Вот же извращуга! – возмущаюсь я.
– Ппочему сразу извращуга? – слегка заикаясь переспрашивает она. – Вы же не думаете, что он… Он, наверное, просто по ошибке их забрал вместе со всеми комплектами.
– Да, это более логичный вариант, – приходится признать. – Так ты что там, это… без одежды?
Вытягиваю шею до хруста, но как ни силюсь, кроме головы ничего не могу разглядеть.
– Нет, – печально вздыхает мышка и, открыв, наконец, дверь, делает шаг вперед.
Твою ж мать! Уверен, выйди она, действительно, голышом, эффект был бы не таким зубодробильным. Что я там не видел, после этой фотосессии? Но мышка отнюдь не голая. Она, блядь, в моей кофте.
И этот вид – словно циркулярная пила по моим нервам. Не просто царапает мое сознание, она, млин, наживую вырезает в нем этот образ. Навсегда. Навеки, мать их, вечные.
В этот момент я впервые в жизни жалею, что природа-матушка наградила меня таким ростом. Да еще и в качалку столько лет, как на работу таскаюсь. Был бы я дрыщем, как тот же Жорик, моя кофта смотрелась бы на ней куда откровеннее. А так – висит почти до колен как тот самый балахон, в котором она пришла на работу.