Разбой стал приближаться к нашему городу, а жили мы, разумеется на границе с морем, недалеко от порта, иначе как ещё отцу было контролировать корабли, эти величественные фрегаты, заполненные добром с разных берегов. В то последнее утро маменька срочно собрала толковых слуг, самые важные вещи, лучших коней и неприметную карету. Но карета сама по себе оказалась приметным транспортом на королевском тракте. Лучше бы нам было прикинуться бедняками. И то не знаю, смогли бы мы спрятаться в глубине государства или нас всё равно бы обокрали и обесчестили.
В общем, когда на карету напали, отец погиб первым. Маменька сунула мне в корсет мешочек монет и сказала, чтобы я бежала со всех ног, скрыла свою фамилию, но никогда не забывала, кто я есть. Мне не хотелось уходить. Не хотелось её оставлять. Но разбойников было много, один из них выгреб меня наружу, оттащил с дороги в кусты, и быстро оказался сверху, он начал зачем-то задирать мои юбки, а я была настолько шокирована происходящим, что не могла пошевелиться. В момент, когда мои бёдра почувствовали холод опустившихся сумерек, я выхватила кинжал, выпавший из его уже развязанных штанов, и воткнула разбойнику в горло.
Сначала я бежала, мне казалось, что за мной гонятся, потом брела, разбитая, грязная, уставшая по лесу. И вскоре я поняла, что спрятанные монеты не спасут ни от голодной смерти, ни от сгущающегося холода. Спала я в ту ночь под раскидистыми ёлочьими лапами. Иголки больно кололись, и я замучалась себя жалеть.
В конце концов, слёз больше не осталось. Я сжала зубы и включила мозги. Только они могли спасти мне жизнь. Сняла кринолин, оборвала шелка, получилось отвратительно, но лучше так, чем скрываться в хоть и испачканном, но шикарном платье стоимостью с чью-нибудь годовую зарплату. Добрела до деревни, и так обрадовалась, что чуть не завизжала, как последняя простушка. Вспомнила, что именно так и должна себя теперь вести, но всё равно не завизжала. Стоял уверенный день, значит мужчины должны работать, а в доме, скорее всего, только дети, старики и женщины, оттого я смело постучала в первый дом. Долго никто не подавал звука, и я уже подумала, что там никого нет, но дым из печки говорил об обратном. Я постучала снова, и к моему сожалению, дверь открыл крепкий мужчина с глазами, полными ярости.