– Чего надо? – взревел он.
Я потеряла дар речи от такой безосновательной злости.
– Чего припёрлась спрашиваю? – в его руках появился топор.
В этот момент я обернулась и дала дёру. А в спину мне раздался хохот. До сих пор помню те животные звуки. Сейчас-то я понимаю, что он наверняка не пришиб бы меня топором, так, припугнуть решил, чтобы говорила быстрее, но в тот момент я испугалась, спряталась в роще и сидела там, наверное, час, прислушиваясь к каждому шороху. Наивная девочка.
Успокоившись, набравшись смелости, проистекающей из голода и перспективы снова спать на холодной земле, я опять пошла в деревню, но теперь обошла её с другой стороны. И снова постучала в первый дом. Дверь открыла старуха. «Какая удача!» – подумала я. Как же я ошибалась. Её еда была настолько мерзкой, что я не смогла проглотить второй кусок, хотя не ела ничего, кроме знакомых ягод, целых два дня. Я поблагодарила её и собралась уйти. Но старуха встала перед дверью, скрючила пальцы и тихо что-то забубнила.
У меня в животе зашевелилось то, что я успела проглотить. И в болезненном бреду я двинула старухе по голове тем, что попалось под руку, а попалось мне коромысло. Старуха мычала, я схватила пуховую шаль с её плеч и выбежала на улицу, засунула два пальца в рот и хорошенько надавила на корень языка. Чертовщина вышла не сразу, но когда это случилось, я побрела к воде. Колодцев в деревне было несколько. Я уже чувствовала подступающий жар, а потому не стала искать безлюдное место, пошла к центральному колодцу и не смогла достать ведро воды. У меня просто не хватило сил. Осела рядом и опустила голову.
– Чего расселась, девица?
Я открыла глаза, фокусируясь на наглой детской мордашке, маячащей перед моим лицом. А потом в это моё лицо хлынула ледяная колодезная вода. Я вздохнула в немом испуге и услышала его смех. Это был Николас. Угловатый дерзкий парень с цепкими руками и заносчивой ухмылкой. Он меня напоил, а потом обокрал, и хотел бросить там же у колодца, но мои измученные пальцы сами собой вцепились в его тонкое хрупкое запястье и не отпускали, пока он не пообещал взять меня с собой, куда бы ни шёл. Николас нехотя согласился, а как только я его отпустила, забрал свои слова назад и испарился.
Потом было ужасное. Старуха оказалась местной целительницей, а я зашибла её коромыслом. Какая-то тётка, пришла в её дом за травами, а старуха уже отдала душу богу. Народ негодовал и быстро сложил два и два. Немытые мужланы схватили меня под белы рученьки, связали эти самые рученьки и посадили в чей-то сарай. Сказали, что я буду сидеть там, пока не приедет представитель закона из ближайшего большого города. Может, день, а может, и неделю. Меня накормили, и это было прекрасно. Я пробовала беседовать с женщиной, которая принесла мне вкусную похлёбку.