Миргита кричала надрывно, и люди постепенно умолкали. Кто-то – пристыженный, кто-то – испуганный, в ком-то играло любопытство… А потом женщина захрипела, словно голос в ней закончился, и испуганный Монор притянул её к себе, крепко обнимая. Глаза у него говорили, что будь его воля, то эстра сейчас бы мёртвый в овраге валялся, а не стоял здесь.
– Вот и разобрались, – вздохнул эстра, отворачиваясь. – Вы, люди добрые, помните, что мне сходка обещала? Отдать то, что попрошу, что бы это ни было, и отпустить меня из поселения беспрепятственно. Так вот, я прошу для себя Рейну.
– Да забирай! – крикнула измождённая женщина, стоявшая рядом с Огитой. – Мертвоходцы с ней уйдут?
– Уйдут. Обещаю. Всё станет как прежде, – твердо сказал эстра, обводя толпу взглядом. Мало кто решался встретиться с ним глазами – боялись. – А девочку я доведу до города и отдам кимортам. Любой с радостью возьмет её в обучение, да и она сама там счастливей будет… Верно, Рейна?
Девочка вывернулась из крепких объятий Игима, одёрнула меховую жилетку и подбежала к эстре.
– Я тебя видела, да? – произнесла она по-взрослому грустно, заглядывая ему в глаза. – И чувствовала – тебя? Утром. И потом ещё днём. Да?
– Да, – улыбнулся эстра и положил ей руку на голову. – Меня – и морт. Киморт тянется к киморту, киморт должен взрослеть среди кимортов, иначе будет плохо. Нельзя спорить с волей морт. Куда она зовет тебя, Рейна?
Девочка обняла его за пояс, утыкаясь лицом в живот.
– Далеко. Не знаю куда, но далеко отсюда.
Эстра взглянул на Игима:
– Ну что, мастер? Будешь спорить – или позволишь сделать то, что для всех станет благом?
Игим не ответил. Он по-прежнему сидел на пороге, теребя рубаху на груди, и словно и не слышал ничего.
– Он не будет спорить, – громко сказала Огита.
Ужинать эстру позвали в дом садовника. Рейна вертелась рядом и уходить с матерью отказывалась; поселяне смотрели на неё сердито, точно это девочка была виновата во всех их бедах, а не Игим. Эстра быстро устал от боязливых шепотков и косых взглядов, велел постелить себе и девочке в одной комнате и лег спать. Но заснул лишь под утро; в голове крутились дурные мысли.
Эстра думал о том, каким был отец Игима – киморт-южанин, бродяга, отчего-то осевший в маленьком поселении далеко в лесах Лоргинариума; об избалованных девицах, всегда получавших то, чего им хотелось, и о старшей, самой красивой сестре, пожелавшей однажды себе на беду странника-киморта; о девочке, не понимавшей, почему со всех сторон к ней тянутся страшные лиловые облака, которые не видит больше никто, даже папа с мамой, и почему с каждым годом тоскливее становится в родном доме; об Огите, изуродованной дыханием мертвоходца, и о других, кому повезло ещё меньше…