– Я спою вам любовную балладу, которую очень любят в наших краях, – довольно громко ответил менестрель. – Но хочу предупредить, что это – весьма печальная история!
Женщина в зеленом одобрительно кивнула, герцог взмахом сильной руки заставил замолчать оркестр. Локки окинул взглядом обернувшихся к нему людей, передвинул из-за спины флейрис. Этот странный гибрид флейты и лиры, как нельзя лучше, подходил для сопровождения баллад, когда надо, музыка подчеркивала слова, а затем флейта давала время поразмыслить над их значением. Менестрель поднес к губам флейту, высокий печальный звук взлетел к далекому потолку, первые картины начали всплывать в голове у Локки, а затем слова потекли рекой, подчиняя себе и публику, и певца.
История о том, что даже взаимная любовь может приносить великие несчастья, никого и никогда не оставляла равнодушным. И хотя, в песне не было прямых указаний, всем было ясно, что речь шла об изменяющемся юноше и девушке, не способной разделить его судьбу. Все более яркие образы мелькали перед внутренним взором менестреля, буря чувств рвалась из его души наружу, а финальное видение костра, в котором сгорают тела влюбленных, оказалось столь сильным, что юноша не смог закончить финальную трель на флейте и вывалился в реальность.
Сначала на него обрушилась звенящая тишина, которая, как оказалось, воцарилась во всем огромном зале. А затем его взгляд прояснился и встретился с, пылающими зеленым огнем, глазами гостьи герцога, зрачки в них превратились в узкие щелки. А может быть, они всегда были такими? Локки понял, что женщина полностью сохраняла контроль над разумом, тогда как взгляды всех остальных, все еще, блуждали среди навеянных образов.
– У тебя, действительно, удивительной силы талант, но мне не дает покоя вопрос, в достаточной ли мере ты умеешь с ним управляться? – строго спросила рыжеволосая. – Мне показалось, или огонь костра обжег и тебя, самого?
Чувствуя, как краска смущения заливает его лицо, Локки кивнул и едва слышно промолвил:
– Вот, потому-то я здесь! Я пришел просить у герцога поддержки и помощи. Ни мой приемный отец, ни старшие в Круге Менестрелей не сумели полностью обуздать мой талант. И хотя, я никогда не желал причинять неприятности своим пением, всегда боюсь, что однажды все может выйти из-под контроля, и оставить отметины не только на моей коже.