Сталинская неприхотливость в быту обернулась для него ослепительной суммой денег. Плевать, оно того стоило. Всякий раз посетители – бизнесмены, депутаты, налоговики, юристы – тушевались и робели, переступая порог. Пархоменко восседал за массивным столом, глядя на них точь-в-точь как на парадном портрете Хозяина – с хитрым прищуром. Кабинетное убранство давило на визитеров так, что Пархоменко побеждал раньше, чем брал слово. Для человека, умеющего снимать дивиденды даже с помощью интерьера, невозможного было мало.
Вот только с дочерью вышел полный крах и облом.
Он огладил зеленое сукно на дубовом столе и коснулся лампы в малахитовой шляпке с полями, украшенными четырьмя гербами СССР. По соседству с кокеткой безмолвствовал правильный бюст товарища Сталина. Неправильный – бронзовый барельеф на подставке из камня ценных пород, с двумя звездами Героя Советского Союза – он подарил старшему внуку Григорию. Вождь отличался скромностью, от второго звания, навязанного лизоблюдами, открестился. Не считал себя вправе, объяснял Михаил Юрьевич. Похоронили, правда, с двумя звездами на кителе, но при жизни Великий и Мудрый носил только одну.
А теперь ты, Григорий-не-Мелехов, плюешь на память предков и едешь в свое американское Катманду…
Гришка обижался:
– В Маунд, дед, в Маунд! И это еще под вопросом! Мама не определилась, ищет для нас с Сашкой по инету лучшие школы.
– А я и говорю: ты в своей Катманде развернесся. Будешь в лучшей школе стучать одним местом по столу. Рассказывать америкашкам, сколько будет дважды два…
Гришка неуверенно смеялся. Строгий дед позволил общаться с собой на равных совсем недавно, после объявленной всеобщей эмиграции Барских. С ним, как и с дедом, никто не посоветовался: мать считала, что в семье не бывает никакой демократии. Наплевать на Гришкиных друзей, футбольную дворовую команду и Катьку Михненко, с которой они, между прочим, уже целовались…
Дед Миша стал единственным союзником и тайным заговорщиком. Отныне, провозглашал дед, ты, Григорий, являешься главным носителем генофонда Пархоменко; только в тебе течет наша казачья кровь.
Противоречие законам биологии не смущало и даже льстило шестнадцатилетнему Грише.
– …И лучшим днем твоей жизни станет тот, когда твой друг-негр Джон купит тебе, Григорий, гамбургер и прочую американскую хрень…