* * *
…В корчме «Тарас Бульба» отец и дочь с поразительной синхронностью поднимали левую бровь, когда слушали, и указательный палец – когда говорили.
– Ты запомнишь эту дату, как день самой страшной ошибки! Ты себя никогда не простишь, я тебе обещаю. Как была Мариванной, так и осталась. Я тащил тебя из мерзостей, а ты еще худшую гнусь нашла! Своими ногами в ад ступаешь!
– Папа, я готова признаться в чем угодно, хоть в покушении на товарища Сталина. Во всем, что касается меня. Но насчет ада… У Саши его быть не должно. В России его ждет интернат, понимаешь?
Папа посмотрел испытующе и припечатал:
– Я ему очень сочувствую… но значит, это – его судьба.
Ну, уж не-е-е-т… Насчет судьбы – это ты зря-я-я.
И закрутилось. И понеслось. Расстарался Галин ангел-хранитель так, словно выслуживался за годы халатной работы. Ни в чем его подопечная не знала препятствий. Лихо продала квартиру, расправилась с вещами одним махом – раздать, подарить, выбросить, мне теперь ничего не надо, не надо, не на-а-до! Бюрократическая волокита, выписки-прописки-визы – со всеми препонами управилась на раз.
И с работы уволилась красиво. Ушла непобежденной в никуда. Заодно прояснилось, кому она стояла костью в горле все эти годы.
Орлова удивила своей человечностью. Сначала ее чуть удар не хватил от внезапной и жесткой правды. Анна-Пална обмахивалась испанским веером, сочувственно раскачиваясь в кресле:
– Если что…. Словом, если у вас ее заладится, дорогая Галина Михайловна, я с дорогой душой… от чистого сердца… ваше место на кафедре вас всегда ждет.
Галя растрогалась и позволила себе уткнуться в пышногрудую Анну-Палну.
Воистину: родня – не по крови.
Я тебе покажу – судьба!
* * *
И только заблудившись в Миннесоте, сидя на проселочной дорожке среди яблок и помидоров, она исторгла из себя упрямый кураж.
Хуже всего, что отец с ней по-прежнему не разговаривал. Стоя рядом с Гришей, Галя с тревогой прислушивалась к свистящему дыханию пампушки: слышимость в телефоне была фантастической. Папа смолил по две пачки в день, уповая на кубанский иммунитет. С тех пор, как ему исполнилось пятьдесят девять, он каждый год сообщал Галушке, сколько лет перехаживает, если верить статистике смертности.