Синдром изоляции. Роман-судьба - страница 71

Шрифт
Интервал


В элитных студенческих кругах, куда тебя допустили по ошибке, за наглое вранье, выше всего ценится легкость бытия. Боб и компания изящно выпускают из сознания грубую прозу. Они и в самом деле не замечают разрухи, нищеты и стрельбы у Белого дома. Светские беседы порхают невесомой стрекозой. Здесь свободно переходят на основные европейские языки, читают Апдайка в оригинале и обсуждают стилистику Библии в прозе О’Коннор. Подначивают друг друга так тонко, так изысканно – тебе не угнаться. Они фланируют по улицам высокой литературы, пока ты рыщешь по закоулкам в поисках съестного.

Какое счастье, что Олежке незнакомо слово «инверсия»!


…Ты знакомишься с ним в электричке – фортель, который, как выяснилось, никто из вас прежде не выкидывал.

«Это Стинг, Shape of My Heart. Тут у меня еще записаны «Квины», «Машина», «ДДТ»…

Что ж вы такие тяжести… да еще и через мост?

Стругацкие, «Мастер и Маргарита», Конецкий… Может, тачку поймаем?

Шервуд Андерсон, он не космонавт? Даже не слышал…

Инженер-механик. В Королеве на «Энергии». Да мы соседи! Аспирантура приказала долго жить.

Давай в «Патио Пицце» на Кропоткинской? Вот и побываешь.

Ты что, собиралась платить САМА?

У тебя обалденный голос! Ты так здорово поешь!

Максимальная тяга. Сверхвуковые струи. Расчетные газодинамические нагрузки. Должен был на Хруничева проходить, но практиковался на Туполева. Испытываем на стендах.

Да они – нормальные люди, не бойся! Обычные мировые родители.

Может, махнем на Селигер? Почему – невозможно?

Ежики из паштета… А я думал – мыши, ха-ха. В жизни ничего вкуснее не ел.

Очень приятно, Алевтина Михайловна. А я – Олег Барский.

Досталось тебе, девонька, вижу…

Как – прям вот так, с тобой? Думал, на раскладушке… А как я утром посмотрю твоей маме в глаза?

…жить не могу! Какая ты горячая! Ходи сюда, овечка моя…»


– Папа, я кажется замуж выхожу…

– Подожди. Сначала я должен его как следует осмотреть.

* * *

Иногда удается прочувствовать фразу «прожить один день – как тысячу лет». Кадр за кадром, насыщенный монтаж, ни одного случайного действия. В кино это называется бобслей: снимаются самые яркие фазы, за счет чего создается великая иллюзия. Зрителям кажется, что весь путь героя – такой же захватывающий.

Вот прочирикали птицы: «Наконец-то! Наконец-то!» Свежим холодным воздухом проникает в висок свобода. А бледное небо, казавшееся в тот момент, разумеется, лазоревым, отметилось ясной улыбкой.