– Никак печь топить удумали? – строго поинтересовался Лексей у старшого мальчонки. Колька отвёл глаза.
– Яйца пожарить хотел.
Лексей только губы поджал.
– Мамка-то каши вам не сварила что ль?
Колька промолчал, только обиженно губы покривил, чтобы не заплакать.
– Ну собирайся, иди штаны надень, да пойдем к бабе в гости, – велел Кольке Лексей.
Пока старший мальчонка побежал искать штаны, Лексей подхватил младшего на руки и прошел в залу. Там встал у второй печи, прокашлялся для приличия и окликнул невестку:
– Любка? Пацанов не теряй, я их забрал если что. К нам забрал. Как проснетесь, приходите на обед. Бабка рагу с курицей готовит.
Дождавшись шумного вздоха и сонного "угу", Лексей вышел из залы на крыльцо.
Пока ждал Кольку, оглядел двор. Тот крапивой зарос, лебедой. Тут и там валяются старые колеса, дырявые вёдра, кирпичи да чурки. Видно, что нет в этом доме хозяйской руки и оттого так тоскливо стало старику, что хоть плачь!
– Деда, я готов! – крикнул Колька, выбегая на крыльцо.
Штанишки на нем старенькие, вытертые. На ногах сандали облезшие, большего, чем нужно размера.
– Пошли. Вот Маринка с Настёнкой обрадуются, – балагурил по дороге с детьми Лексей.
Не внуки они ему. Когда сын, Кирьян, с разведёнкой Любаней сошёлся, Лексей самый первый его от такого неразумного шага отговаривать кинулся.
– Она старше тебя! Неряха такая, с двумя детьми! Что ты в ней нашёл, не торопись, успеешь еще повстречать партию получше!
Но разве сын стал его слушать? Упёрся: «люблю» и все тут!
Практичная Фаина тоже сразу сыну указала на дверь:
– Если на ней жениться вздумаешь, к нам дорогу забудь! Мне такая невестка не нужна, так и знай! Не говори потом, что я тебя не предупреждала!
Кирьян мать послушал и к Любке ушел в чем был.
Тут надо сказать, что Любка – баба красивая. Интересная. Про таких говорят: все при ней. Что спереди как-надо выпучивается, что сзади. И главное, гармонично так, хоть и двоих в свое время, эта роковая соблазнительница местного пошиба, родила.
Гордости в Кирьяне оказалось мало: через пару месяцев он явился домой, как ни в чем ни бывало. Мать, выплакавшая за время его отсутствия, море слез, словами обидными в сторону сына больше не раскидывалась, но когда Кирьян отъелся-отмылся (из Любки-то хозяйка – никакая), то снова к Любе ушел.
Так и жил на два дома: поесть к родителям ходил, а за любовью и лаской женской – к Любе.