С ножом в руке плавать не так удобно. Вот почему следующим утром я отправился к месту лежбища клана по суше, в то время как мама уплыла вперёд.
С вершины скалы я посмотрел вниз. Клан собрался в тесный кружок вокруг мамы. Лир посмотрел вверх и увидел меня. Он сказал что-то остальным, и они разбрелись.
Я спустился, и меня встретили слишком радушно, делая вид, что ничего не изменилось.
– Хочешь рыбу? – спросила Мойра. Она бросила одну рыбёшку к моим ногам, будто извиняясь.
Я покачал головой и сел, облокотившись спиной на кедровое бревно. Бо́льшая часть твёрдой коры осыпалась, обнажив нежный верхний слой древесины. Я положил нож перед собой на гальку и посмотрел на остальных, молча призывая высказаться. Они беспокойно взглянули на нож, а затем отвернулись. Таким образом, никто из нас не хотел вспоминать о случившемся.
Я стал снимать с кедра длинные стружки. Кучка рядом со мной росла. Я обматывал стружки вокруг своей руки.
Кормак сдался первым. Повернувшись к Лиру, он сказал:
– Раз уж все собрались, надо уходить.
– Но это прекрасная стоянка, – сказала Мист.
Кормак наклонил голову в мою сторону:
– Человек мог его видеть.
Его. Будто у меня нет имени.
– Он не видел меня, – я так крепко натянул стружку, что она оставила полоску на коже. – И даже не учуял моего запаха.
– Значит, можем остаться, – Мист провела ластом по земле.
– Остаться? – проговорил Кормак. – После того, что мы творили с лодкой человека? Он, скорее всего, всё рассказал другим людям. Всё необычное сразу привлекает их внимание. Они придут сюда.
Бабушка прищурилась:
– Если они увидят его – мальчика, живущего с тюленями…