Но вдруг это нечто резко остановилось прямо перед нами.
– Лир! – воскликнула мама. Её голос звучал проникновенно и нежно.
Гладкая чёрная шкура, усы – это был Лир, наш вожак, самый быстрый и сильный шелки в море.
– Ты вернулся! – воскликнул я.
Лир подплыл и прижался к маме носом. Затем, хлопая ластами, он встал под водой вертикально, во весь свой рост, глядя на неё с восхищением.
– Как приятно видеть тебя, Уна! – его голос был глубоким и проникновенным, словно шум ночных волн.
В ответ мама широко улыбнулась.
Если вернулся Лир, значит, и весь клан возвращается домой из долгого путешествия. Я привстал повыше, вглядываясь в волны и пытаясь разглядеть сверкающие головы.
Лир проследил за моим взглядом:
– Они ещё не добрались. Копаются на старом затонувшем корабле. Я ушёл вперёд, чтобы найти вас.
Я расплылся в широкой улыбке – даже косатка бы мне позавидовала.
Лир по-особенному посмотрел на меня, как, впрочем, и всегда.
– Надо же, Аран! Да ты вырос на целый плавник с тех пор, как мы виделись в последний раз! – он широко улыбнулся маме. – Как ты ещё таскаешь этого детёныша? Он же размером с тебя!
Он пошутил, но из маминой груди вырвался вздох, похожий на звук закрывшегося кораллового полипа актинии.
Я пожал плечами. Раз все возвращаются, теперь начнётся столько интересного! Будем играть в догонялки, вести оживлённые дискуссии, которые мама не любит называть спорами, и будет столько всякой рыбы, что не сосчитаешь – придётся сложить все когти вместе. И ещё – истории! Бабушкины истории.
Лир спросил у мамы, удалось ли найти хорошее лежбище, и она объяснила, как добраться до нашей бухты.
– Превосходно, – ответил он. – Я поплыву за кланом, увидимся на месте.
Сделав сальто назад, он скрылся в воде.
Я соскользнул с маминой спины и поплыл. Когда она с недовольным видом догнала меня, я сбавил темп, чтобы показать, что ранка больше не кровоточит, а потом снова пустился вперёд.
Мы были маленьким кланом: всего семь шелки, и я – единственный детёныш среди них. Я с нетерпением ждал встречи с бравым Кормаком, остроумной и улыбчивой Мист, добродушной Мойрой. Но чаще всего я вспоминал о бабушке, о солёном запахе её шкуры и о том, как она щекотала усами моё ухо.
Немного погодя я остановился, чтобы перевести дух. Мама спросила, нет ли у меня желания прокатиться, но я отрицательно мотнул головой. Смотря на волны и стараясь не встретиться с ней взглядом, я спросил: