– Навязали сокровище на мою голову! Только и следи! Что теперь – домой идти? Фигушки! Один пойдёшь, как чучело в грязных штанах! Давай отправляйся!
Виталик не двинулся с места. Он стоял с опущенной головой и крепился изо всех сил, но вдруг бледные губы дрогнули и он заплакал.
– Испортил всё и ревёт! Перестань!
Виталик не успокаивался. Он горько плакал. В несуразной мешковатой курточке, в перепачканных глиной мокрых штанах, маленький, несчастный и одинокий.
Глядя на брата, Витька невольно вспомнил лето. Как однажды они с Борькой спрятались от него в шалаше. Сидя в укрытии, они шептались и хихикали. Виталик сначала искал их, а потом просто бродил по двору вот такой же потерянный и несчастный…
А ещё как-то раз они обещали взять Виталика на рыбалку, отправили домой за хлебом, а сами вскочили на велики и укатили… Он, наверное, тогда так же плакал от обиды. Витькина ладонь непроизвольно опустилась на худенькое, вздрагивающее плечо.
– Ладно тебе, перестань! – сказал он миролюбиво.
Но брат расплакался ещё сильнее.
Витька топтался возле Виталика, растерянно гладя его по белокурой растрёпанной голове, плечам, спине. Он и думать забыл про Борьку и их соревнование. Больше всего на свете сейчас ему хотелось, чтобы Виталик успокоился, вытер слёзы и улыбнулся.
– А хочешь, я тебе половить дам? – наконец нашёлся он.
Виталик на мгновение затих и недоверчиво посмотрел на брата.
– Честное слово! Давай я заброшу, а ты вытащишь! – предложил Витька и улыбнулся, вспомнив, что вот так же когда-то говорил ему дедушка.
– Вас теперь двое? – съехидничал Борька, оторвавшись от своих карасей.
Витька не обратил на него внимания. У них с братом клюнуло.
– Сейчас тащить будешь! – радостно крикнул Витька.
Виталик вдруг растерялся и запаниковал.
– Не бойся! – подбодрил его брат. – Я помогу!
Подсечка. Две пары рук вцепились в тяжёлую, непокорную удочку, и вот наконец на глинистом берегу затрепыхался серебристый карась. Их карась!
– Ого! – снова подал голос Борька. – Здоровый! Ну и ладно. Я сегодня всё равно тебя обловил.
Витька не ответил. Он смотрел на раскрасневшееся, счастливое лицо брата, и душа его наполнялась тихой и светлой радостью.