Нет, я не обманывалась и не хотела останавливать время, принимая тот факт, что жизнь идёт своим чередом. Мечтала о своей семье, минимум девяти детях (тут тоже немножко максимализма), но мечты были расплывчаты и неопределённы, и лишь в одном моя твёрдость была непоколебима: я сохраню искренность, любовь к миру, умение получать радость от жизни, а главное – чуткость души. Именно эти качества отличают ребёнка от «взрослых», именно их нужно сохранять. Убеждённость потребовала ещё стихов, и я написала их – не судите строго:
Я теперь клянусь, чем только можно,
Что останусь навсегда такой –
Радостной, наивной, осторожной,
Любящей весь мир и шар земной.
И когда несчастья бьют наотмашь,
Я не оглянусь назад, —
туда,
Где когда-то было всё возможно…
Просто я – хоть это будет сложно, —
Не уйду оттуда никогда!
По той же причине я, в отличие от подруг, не торопилась с влюблённостями. Почему-то это казалось мне несовместимым с детским состоянием души. Ведь душа сама знает, когда любить. А кокетство, флирт, макияж – всё это в моём понимании были беспомощные заменители высокого чувства, заменители из мира взрослых. Конечно, я бежала от них как от огня. Откуда же я собиралась взять собственную семью и девять детей, спросите вы?.. Не вопрос. Я твердо знала, что в положенное время появится человек, который, взглянув в глаза, сразу увидит мою душу и узнает меня, а я узнаю его, потому что это и будет настоящая любовь. Пусть наивно, зато без всяких заигрываний, ужимок, а главное – без холодного расчёта. Хорош ли мой избранник и нет ли в кустах с роялем кого получше – всё это жалкая суета взрослых, потерявших в своих заботах что-то самое важное. Чуткому светлому сердцу, чистой душе достаточно просто любить! Таковы были мои убеждения, и ничто в мире не могло поколебать их.
Сейчас, по прошествии времени, я улыбаюсь, вспоминая свои тогдашние мысли… Но пока мне без двух недель шестнадцать, и я положительно не вижу здесь полутонов: для меня есть только чёрное и белое. А уж если я хочу быть ребёнком в душе, значит, и выглядеть нужно как ребёнок! И я с волнением смотрю на пожилую женщину, кондуктора троллейбуса, гадая: поверит ли она в то, что мне не больше четырнадцати? Дело ведь не только в стоимости проезда.
На сиденье передо мной плюхаются две фигуристые девушки. Глаза у обеих жёстко подведены карандашом, ресницы накрашены, лица облагорожены плотным слоем тонального крема – и не улыбнуться под его тяжестью. «Забальзамированные!» – приходит неожиданная ассоциация. В это время к девушкам подходит кондуктор, недвусмысленно намекая на плату за проезд.