Сидя в нем, неудачливый профессор опустошал пластмассовый контейнер, который был набит рисом и копченой индейкой, ощущая себя преисполненным не столько белками и углеводами, сколько оптимизмом и надеждами на светлое будущее. Но его трапезу беспардонно прервали.
Глеб Кулусевски попал в университет почти случайно. Ребенок иммигрантов из Гданьска, он претендовал на грант в Варшаве, но в последний момент передумал и решил остаться в России, о чем неоднократно сожалел после. Его, Беньямин Алексеевич, как водится, тоже не любил, но причины этой нелюбви были более выпуклыми и понятными. Глеб редко посещал занятия, не готовился к лекциям и частенько дерзил на семинарах. За ним быстро закрепилась репутация бунтаря-двоечника, которой он с упоением соответствовал. По этому поводу, Беньямин Алексеевич не раз разочарованно восклицал: «Если вынести за скобки полное отсутствие субординации и академических устремлений, у него самый впечатляющий интеллектуальный потенциал из всех, даже выше, чем у Джуда…».
Глеб постучался в дверь и не дождавшись ответа ступил внутрь кабинета. Профессор озабоченно посмотрел на вошедшего – последний раз Кулусевски почтил своим присутствием занятия в начале семестра, когда его квази-диссидентские функции взвалил на свои плечи Беллингем.
С тех пор, Глеб сильно осунулся и побледнел, впадины его щек углубились, острые скулы словно обуглились, а неуютный взгляд карих глаз выражал тоску и даже скорбь.
– Какой-то зябкий у тебя вид? Заболел? – Беньямин Алексеевич хотел сказать «жалкий», но поостерегся.
– Нет, – Глеб сел на табуретку и закатил рукава фланелевой рубашки, обнажив болезненного оттенка запястья с продольными шрамами по бокам.
«Манипулятор», – Беньямин Алексеевич раздраженно поправил очки и сухо глотнув, продолжил:
– Глеб, у тебя было много шансов, и ты ими не воспользовался.
– Меня отчисляют?
– Боюсь, что так. Ты вел себя неосмотрительно, и я тебя неоднократно предупреждал, что такое поведение не останется без последствий.
– Почему Вы мне об этом говорите?
Профессор нахмурился и вновь поправил очки на переносице.
– Я твой преподаватель и…
– Насколько я знаю, этим занимается деканат.
– Я, да будет тебе известно…
– Зачем Вы мне это говорите?
Глеб настойчиво смотрел в глаза своему экзекутору и тому от неловкости краска бросилась в лицо. «До чего же противный, хмырь!», – Беньямин Алексеевич нетерпеливо заелозил в кресле, отыскивая правильный ответ.