– Чего смотришь?
– А чего бы и не посмотреть, коль мне боженька глаза дал?
– В бога веришь?
– Ни в бога, ни в черта, ни живых, ни в мертвых.
– А в меня веришь?
– А как в тебя верить надо?
– Просто.
Она пожала плечами.
– Не понимаю я, про что ты. Ты не бог, чего в тебя верить? Сам в себя верить должен.
– А если сил нет?
Она долго на него смотрела, пристально, а потом ответила:
– Найдем.
Федор крякнул. Сразу как-то на душе потеплело.
Ундина легко встала и сразу начала что-то делать по дому. Все у нее получалось быстро и хорошо.
Федор кашлянул.
– Как, все-таки, звать тебя?
– Дотошный какой. Ну, Ларкой меня мать кликала.
– И как звать тебя?
Она впервые усмехнулась.
– Мне Ундиной быть нравится.
– Может, сказать кому надо, что ты жива – здорова?
– Отец у меня один остался. Я к нему уже Ваньку-дурачка отправляла с весточкой и гостинцем. Пусть живет и обо мне не думает. Раньше у него это получалось.
– Может, надобно с ним помириться?
– А мы и не ссорились. Федор, не лезь мне в душу.
И опять оба надолго замолчали. Много лишнего уже наговорили.
А потом Ундина застудилась, приболела, Федора за руку взяла и стала говорить отрывисто:
– Мать мне приснилась, покойница. Словно живая. Пришла к нам с отцом, как ни в чем ни бывало, и целый день с нами прожила. Живая, понимаешь? Как будто и не умирала. Ходила еще, командовала, как обычно, указывала, кому что делать, было у нее такое. А потом ушла. И даже не страшно было почему-то. И я отцу говорю, что сегодня среда. А может быть, она к нам каждую среду приходить будет? А отец улыбается так осторожно, плечами пожимает, сам не знает, не понимает, что к чему. А я думаю, что нет уж. Не хочу. Не надо. Умерла и умерла. Представляешь?
– Представляю.
– Я еще во сне думала, что мертвые, все-таки, приходят, не врут люди. Только почему же она раньше-то не приходила? Не помогала? Значит, не приходят.
Высказалась, руку отпустила, и уснула сразу.
А утром уже и встала, выздоровела. И словно не помнит ничего. А может, и правда не помнит. Не ясно. Только вечером с ним в сторожку идти собралась. Он вопросительно посмотрел на нее.
– Скучно тебе там, поди. А я пирогов напекла.
Он ничего не ответил. Пошел, собак свистнул. Она следом. Может, одиноко ей в доме по ночам оставаться. А может, и страшно.
А в сторожке, как уже спать собрались после обхода, под окном ветка хрустнула. Русалка его всем телом задрожала. Кто это, спрашивает. Страшно ей в самом деле.